Самбор

Прикрыв глаза, я вздыхаю и устало потираю лоб запястьем. Ощущаю легкую дрожь в руках. Ситуация кажется знакомой, но не могу понять почему.

Поверить не могу, что он говорит сейчас серьезно. В нашем доме гостья, которая может все испортить. Неужели так трудно обсуждать подобные вещи, когда даже кажется, что я буду не против?

И в очередной раз – это моя вина. Даже представить сложно, что кто‑то поймет тебя без слов и сможет сделать все верно. Моя жизнь, предназначение и мысли совсем не принадлежали к миру, зримому и доступному кому‑то еще. Кажется, в первую очередь это должна осознать я. Нельзя вот так взять и обвинить других в непонимании, если ты не удосужился открыть свои мысли и желания. Нельзя смиренно ждать и надеяться, когда вокруг происходит абсолютный хаос, который превращает твои взаимоотношения с людьми в пытку. Сложно осознать, что зачастую вокруг лишь глупые люди по отношению к твоей личности, и ты далеко не свод знаний и правил, который обязан прочесть каждый. Желание и интерес доступны немногим, а терпение в познании кого‑то другого – это редкость. Ведь намного легче создать самому образ человека и хвалить себя за проделанную работу в тот момент, когда этот человек на старте к разочарованию, а финиш тебя поистине удивит.

Может быть, я была неправа и решение существовать в параллельном от брата пространстве является ошибочным, но эти чувства оправданы. Моей вины нет в том, что он предпочел такую жизнь, а не иную. Бесконечно оглядываясь и наблюдая, я не устану думать, что мало кто способен на выбор или движение против ветра. Можно долго говорить о том какой он стремительный и холодный и лишь мгновение о том, что его можно побороть. Но, с другой стороны, никто не говорит о мире, который прячется за стеной пронизывающего воздуха.

Если хорошо подумать, то могу твердо сказать, что я одна из немногих, кто встречает так часто и много комелей. В верховной палате давно раздор, неустанно боги спорят и раскручивают шар судьбы, который с какой стороны не посмотри, ровный и не нуждающийся в изменении. По мнению самого шара. Каждый, в ком есть хоть капля божественности, принадлежит небесам и блуждая по земле лишь путешествует, держа в голове воспоминания о доме. Многие путают это с безумием, но есть тонкая грань, за которую либо переходишь, либо остаешься на месте. А бывает и вовсе забываешь о ней. Деяна нельзя назвать комелью. Он не отрекался от небес и не был изгнан, он просто забыл про черту, о которой и не помнил. Однако, что я, что брат были детьми комели. Наша мать была изгнана за бунт, что мог расколоть небеса, на которых ей не посчастливилось побыть и дня. Она была одним из старейших оружий богов, одной из первых, и в какой‑то момент оступившейся. Хотя ей так совсем не казалось.

Почему мои мысли коснулись комелей? Потому что Деян был ей по своей врожденной натуре. И именно это так сильно нас отдалило. Я всегда считала, будто являюсь наследницей матери и однажды займу ее место. Так было до момента, когда пришлось узнать, что комели изгнанники и не имеют права распоряжаться своей судьбой. Если бы не Воронвэ, то я никогда не смогла бы владеть оружием матери, что теперь лишь память о ней, а не дар богов и знак силы человека, который удостоился чести стать божеством. Сейчас боги уже не следуют своим собственным правилам, не чтят законы и придумывают новые, чтобы вынырнуть из глубин всепоглощающей судьбы. Они делают все, чтобы самовольный шар наконец‑то остановился и начал крутиться так, как ему велят. Они хотят подчинить себе судьбу.

– Просто устала, – вздыхаю так громко, что самой режет слух. Я мысленно уже была очень далека от разговора с братом. – Ничего более.

Пришлось сделать вид, что рада, словно мне это нравится. Но на самом же деле напряжение сводило все тело, заставляя сжимать и разжимать злобно челюсть. И конечно странно с такой позицией ждать, что брат начнет со мной советоваться. Я ведь сама поставила себя так, и со временем перестала что‑то решать, углубившись в тайны и историю божественной части мира. В нашей жизни было много всего, что портило ее, заставляя петлять и спутываться в узел. Когда Деян трудится и старается, я в это время тону в том, о чем не говорят в слух. Так часто удивляюсь наивности, которая из раза в раз заставляет творить странные и порой неоднозначные вещи. Ведь кто как не я знает нечто сложное и болезненное, что является платой за безответственность других. Брат попросту не знает, что значит ответственность и что бывает за это незнание.

На самом же деле Деян во многом похож на отца. Он не горит желанием с кем‑то дружить или знакомиться. Сколько помню его, всегда старался уйти от раздражающей болтовни и больше любил одиноко покачиваться в кресле на заднем дворе. Брат не хотел учиться и узнавать что‑то новое, ему было комфортно находиться в спокойном и далеком от политики мирке. Деян приверженец жизни вне общества и углублен только в себя и свои мысли. Хоть они и были похожи на воду.

Когда брат снова ушел на улицу за остальными корзинами, я присела на стул и задумалась, сжимая в руке край полотенца. Казалось, что причина моей усталости – это тяжелый рабочий день, но выходит причина в назойливом присутствии чужака в доме. Я имела право ее винить, ведь правильней было уйти и оставить нас в покое. Никто не может вот так просто остаться в чужом доме и сидеть спокойно в надежде на помощь. Это выводит из себя. Мне, как и всем известно, что такое доброта, помощь нуждающимся, но из услышанного от брата я не смогла выделить ни одного повода. Все это напоминало обычные хотелки и необдуманные попытки чувствовать себя нужных. Хотя возможно, что братом двигало чистое желание и извращенный интерес.

Я никогда и никому не помогала. Не имея возможности и готовности, нет гарантий того, что не сделаю хуже. Каждый раз наблюдая за бессмысленной тратой сил других людей, мне самой становится страшно. Из‑за этого мы до сих пор находимся там, где и были всегда. Из‑за этого в будущее двигаемся так медленно. Помощь, которая в конечном счете ни к чему не приведет – это лишь любование самим собой. В таком случае для чего придумали зеркала? Это так опрометчиво, считать, что попытки кому‑то могут быть полезны. Особенно, когда они настолько спонтанны и отодвигают в сторону твои собственные интересы.

Встретив девушку радостно, я убедилась в своих мыслях. Она неблагодарный ребенок, который родившись уродом заставляет всех вокруг себя суетиться и хлопотать на его благо. С самого начала таким детям нельзя прививать жалость, а стоит учить силе. Все то умиление и добродушие, которое вызывала в остальных Журри, во мне рождало лишь злость. Это так нечестно по отношению к тем, кто вынужден бороться за жизнь. С первых мгновений знакомства мне так сильно хотелось отругать ее, но я посчитала что не имею на это права. Смотря на брата, видела, как в его глазах поблескивает радость, которая вызвана этой непутевой девкой. Здесь и правда имел место лишь личный интерес, а не желание помогать. Какая глупость и исключительная неискренность.

Журри оказалась своенравной и гордой. Я была рада, что девушка слепа и в тени моего радостного лица не замечает холод. Полуприкрытые от равнодушия глаза, которые изредка стреляют острыми лезвиями, следили за ней постоянно. Мне все это чуждо. Сострадание, переживание, ценность чьих‑то проблем. Я буровила ее взглядом в моменты, когда мы в комнате были одни. Он уставший, замученный, жестокий, недоступный для тех, кого люблю. Для них я лучик света, блуждающий и дарящий улыбки. Лишь до того момента, когда в замочной скважине проворачивается ключ. Когда розги или плеть касаются голой спины.