Сансара, тормози!
Мы с Глашей шли по осеннему парку. И нам было хорошо. Дело сделано, человеку послужили, щедрое пожертвование получили, настроение превосходное, и всё на своих местах. Мы гуляем, Наталья впервые за многие годы почувствовала мир в своем сердце и стала улыбаться, бесы отосланы в узы адского мрака, где будут ждать суда.
Мы шли, пиная листья, и я канючил:
– Пойдем газики купим!
– Нет! Это яд!
– Мне можно яд. Апостол Павел говорил, чтобы на торгу мы все покупали без разбору…[1]
НОЧНАЯ ИНТЕРМЕДИЯ. КТО ТЕБЕ ЗДЕСЬ РАД?
Около трех часов ночи я проснулся оттого, что в гостиной кто‑то монотонно что‑то бубнил. Осторожно, чтобы не разбудить Глашу, я встал и пошлёпал смотреть, что там у нас происходит. При том, что пока я шел, бормотание усиливалось и набирало обороты. В гостиной я обнаружил, что наш кот Барбитурат сидит на подоконнике, уставился в окно и, не обращая на меня никакого внимания, с кем‑то за окном разговаривает. Ну как разговаривает. Мном‑ мном‑мном. И все это утробным голосом.
– Барби! Что ты там увидел? – спросил я тихо.
Надо сказать, что мы живем на седьмом этаже и увидеть там что‑то крайне сложно. Особенно если учесть, что это окно выходило на лоджию. Я присмотрелся – ничего! Кот уже в полный голос пел песнь кота‑экзорциста. Мном‑мном‑мноууум! Ну не будить же Глашу, чтобы понять, что там за окном? Я кое‑как перефокусировал зрение, благо со сна это легче, и увидел его. Он парил за окном, лихорадочно маша облезлыми крылышками. Ну что это было за ничтожество?! Гибрид Добби из Гарри Потера и Голума из Властелина Колец. Только совсем голый. Голый и противный. Он жестикулировал и что‑то пытался мне сказать, корча морды, чтобы быть убедительным и привлечь мое внимание. Я поднял руку и просто его перекрестил. Он выкатил глаза, протестующе замахал лапками и камнем рухнул вниз. Сработала сигнализация какой‑то машины, и начали лаять собаки. – Долетел… – подумал я и с чувством выполненного долга пошел спать.
– Что там? – сонным голосом спросила Глаша.
– Фиг знает! Бес какой‑то странный прилетал. За окном висел. И Барби орал, – ответил я.
– Он поговорить хотел, – пробормотала Глафира.
– С бесами, как с террористами, переговоры не ведутся. Ты же знаешь.
– Ну тебе виднее! – тихо сказал Глаша. А после, будто очнувшись, добавила, – но он не отстанет. Ещё прилетит!
Она заснула! Я лёг, закинул руки за голову и стал размышлять о том, что это нечистые там удумали и зачем послали ко мне это чучело. Тоже мне парламентёр. Еще бы белый флаг взял. На этой мысли я заснул.
03. Тушите свет!
– Глафира! Она постоянно ночами кричит. Как в годик началось, так и продолжается. Сегодня ей пять, а она постоянно ночью плачет и просится к нам с супругом. Ну это же ненормально! – говорила она, без остановки разглаживая и поправляя свои длинные волосы, поглядывая на экран смартфона, который лежал с ней рядом на диване. А на экране постоянно вспыхивали уведомления популярной социальной сети.
– Светлана! Скажите, а вы с мужем часто ссоритесь в квартире? – спросила Глаша.
– Да! Бывает. После рождения Алинки у нас как‑то все пошло наперекосяк. Но Алину мы любим и ее даже не ругаем, – ответила она.
– То есть между вами согласия нет, и вы оба подумываете о разводе? И только лишь дочка удерживает вас от решительного шага? А почему у Вас ногти сломаны? – Глаша взглядом указала на ухоженные пальцы Светланы с очень дорогим маникюром на ногтях, пара из которых были сломаны.
– Ну так…, – промямлила посетительница, пытаясь спрятать сломанные ногти в кулачок.
– То есть вы с супругом еще и деретесь, – сказала Глаша. – Бьетесь за свое право, за правду, за истину. Бьетесь истово, не отступая и не сомневаясь в своей правоте. Понимаю! – Глаша тяжело вздохнула.
– Да это меня бес попутал. Что‑то так разошлась…, набросилась на него. Но вы не подумайте, что я какая‑то хабалка. Просто довёл. Это вообще впервые у нас, – сказала гостья и немного покраснела.
– Лиха беда начало, – пробормотал я. Она посмотрела на меня какими‑то слепым взглядом, и я почувствовал, что бес входит в силу и овладевает ею.
Светлана вдруг как‑то подобралась, резко подалась вперед и каким‑то чужим сварливо‑старушечьим голосом выдала:
– А что этот козел себе позволяет? То не так, это не так… Что Вы вообще знаете о моей жизни? Это просто мука. Я отдала ему лучшие годы свой жизни…
– О‑о‑о! Стоп! – резко сказал я и поднял руку ладонью к ней, а про себя произнес краткую молитву задержания беса.
Она вся сникла и, как мне показалось, даже немного постарела. Я смотрел на нее и чувствовал, как ее разрывает изнутри. Ей хотелось бы аргументированно доказать не мне, скорее себе, свою правоту, вызвать жалость, убедить всех и себя, в том числе, что она жертва, и все крики и склоки в их доме обоснованы, что она просто вынуждена защищаться и защищать свое право. Вот только на что ей то право надо ясного понимания не было. Перед моими глазами проплыли видения их домашних ссор. Уставший, опустивший руки супруг, сидящий на диване, ребенок, вытянувший шейку и прислушивающийся с тревогой к крикам из соседней комнаты, и фурия, которая, как фокусник из манжета, вынимает претензии, обвинения, упреки, – и все это мерзким чужим голосом, похожим на звук пилы‑болгарки. Я видел две её ипостаси. Одна – натужно орущая, некрасивая, с красным лицом, а вторая ‑напуганная и забитая, не имеющая хоть сколь‑нибудь сил противостоять своей агрессивной половине. Она испуганными глазами смотрела на все происходящее в полном бессилии и страхе от понимания, что муж, ее самый любимый и близкий человек, находится на пределе, и его ангельскому терпению вот‑вот наступит конец. Но у нее не было совершенно никаких сил остановить себя, и ей приходилось быть пассивным зрителем, который смотрит трагедию своей жизни, поставленную каким‑то лукавым режиссёром.
– Я бы хотел о Вас помолиться. Если Вы не против. – сказал я.
Она как‑то тяжело вздохнула и, не найдя в себе силы говорить, кивнула. Я поднял ее в молитве перед Господом и заставил беса, – а он был очень большой и сильный, поскольку давно заселился, – перейти ко мне на ладонь. А с ладони я переместил его туда, где ему надлежало ждать своей участи. На все про все ушло минут пять. Но как же радостно было видеть, как ее лицо посветлело, и взгляд стал осмысленным и ясным.
[1] Павел ссылается на слова Апостола Павла в 10 главе первого послания Коринфянам: все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести; ибо Господня земля, и что наполняет ее.
