Сансара, тормози!
Я услышал, как весь этот кагал[1] поднимается по лестнице на второй этаж, и налил себе чаю. Я был пока не нужен. Сначала рекогносцировка. А танки? Танки сейчас будут заправляться чаем и выйдут на поле боя потом. Я с удовольствием взял в руки чашку из хорошего костяного фарфора известного и весьма дорогого бренда. И чай был хорош, а фарфор был вовсе чудесен. Мне очень нравится красивая посуда. При том, что современные изделия веют каким‑то холодом. А вот то, что было сделано лет тридцать и более назад, всегда уютнее, что ли? Хотя, возможно, это просто моя старость подкрадывается со стариковским ворчанием и капризами.
Знаете, иногда во мне просыпается такой брюзга, что я даже сам пугаюсь. Когда замечаю за собой подобное, то сразу в голове всплывают образы каких‑то дедов, которые бьются клюками за очередь в районной поликлинике. Это меня сразу отрезвляет и возвращает в реальность. Несмотря на свой весьма почтенный возраст, я выгляжу моложаво и достаточно бодро. А внутри меня точно живет ребенок. Озорной и жутко любознательный. Но это тайна, о которой известно только самым близким. Из близких же у меня только Глаша и Барби. Ну Барби – это не совсем Барби. Настоящее его имя Барбитурат, и я вас с ним уже знакомил. В остальное время я бесогон, воюющий с нечистью, разрушающий колдовство, освобождающий от проклятий. Суровый и до безобразия серьезный. А теперь чай!
Минут через двадцать я услышал приближающийся шум, и тут вся компания ввалилась в гостиную. Алина вела за руку Глашу, и было видно, что не отпускала ее на протяжении всего крусейда[2]. При этом Алина Глафире оживленно, как старой знакомой, рассказывала о каких‑то своих очень важных умозаключениях и объясняла, как правильно закутываться в одеяло, когда бабайка выходит из шкафа. Глаша внимательно слушала и кивала головой, соглашаясь с каждым словом белобрысого специалиста по борьбе с бабайками. Потом Алина взглянула на меня и сказала Глаше:
– Если не будет получаться, его попроси. Он научит.
Мы с Глашей засмеялись. При том, что Светлане было совсем не весело. Видно, все, что она принимала раньше за детский лепет и фантазии, в ее голове начало складываться в ясную картину, и страх начинал захватывать ее душу.
– Ну давай! Теперь твоя работа. – сказала Глафира, обращаясь ко мне.
– Да! Давай! – тут же подхватила Алина и выжидательно посмотрела на меня. Светлана хотела что‑то сказать, но я жестом остановил ее.
– Рассказывай, где, кто и сколько? – попросил я Глашу.
Глаша задумалась и сказала:
– Даже не знаю, с чего начать… В детской двое. Один из них очень зловредный и вечно голодный. В спальне один, тоже здоровый, один в кабинете, тут в гостиной три. Один из них тот, что учиняет склоки. Да и мелочи всякой по углам да щелям тьма. И еще! Чуть не забыла. У входа сидит один жирный пурец[3]. Отбивает охоту у мужа домой возвращаться. Ну этого подселили завистники. А остальные всё их домашнее, так сказать. Благоприобретенное.
– Понятненько! – сказал я. – Пойду поработаю.
– Я с тобой! – раздался, хоть и детский, но весьма решительный голос.
Светлана тут же вскинулась от каких‑то своих дум и строгим голосом сказала:
– Алина! Ты посидишь с нами, пока дядя Павел посмотрит и прогуляется по нашему дому.
Алина подбоченилась, скорчила очень хитрую мордашку и спросила:
– Кого по ночам пугают? Тебя или меня? Я покажу дяде, где они прячутся днем, – и потом без обиняков спросила меня: – А как тебя мама в детстве называла?
– Паша! – немного опешив, сказал я.
– Па‑ша! – как бы пробуя на вкус мое имя, сказал Алина. – Хорошо, Паша! Пойдём, я тебе все покажу.
Я успокаивающе улыбнулся Светлане и под белоснежным конвоем двинулся в коридор. Мы поднялись по лестнице, и Алина потянула меня к дверям своей комнаты. Подойдя к ней, взявшись за ручку, замерла. Взглянула на меня и спросила:
– Не боишься?
– …справлюсь! – подумав, решительно и совершенно серьезно сказал я.
Она кивнула и резко распахнула дверь. Зайдя в комнату и осмотревшись, Алина пальцем указала на приоткрытую дверь платяного шкафа:
– Сиреневый там сейчас, а мохнатый вон в углу морду корчит. – И, скрестив руки на груди, плюхнулась на край кровати.
Мне эта ситуация напомнила практически хрестоматийную картинку, как малыш приводит старшего брата на разборки со своими обидчиками. Этот и этот меня обзывали, а этот мне леща отвесил.
Один бес был сиреневый и тощий, весь в каких‑то пупырышках. Весьма противный. Второй же был типичный домовой. Лохматый и угрюмый. Но домовым ему стать было не суждено, потому как дом был до такой степени наполнен всякой гадостью, сильной и злобной, что почувствовать себя хозяином и взять все в свои руки ему не удавалось. Так и был приживалкой. Бессмысленной и пустой. А в детской он прятался от тех, кто жил в остальных комнатах. Они, видно, вовсе были неуживчивыми.
Я начал молиться, бесы покорно переходили ко мне на ладонь, и были отосланы в места, где их очень ждали. Что любопытно, Алина мне подсказывала и комментировала все происходящее. Я немного не ожидал, когда во время молитвы, вдруг услышал:
– О! Идут! Сжимаются. Какие махонькие стали. Все! Уже в руке у тебя… Ух ты! А куда они делись?
Минут через двадцать, обойдя все комнаты и почистив коридоры, мы вернулись в гостиную. Алина всем своим видом показывала свою важность и незаменимость, уселась на диван и произнесла:
– Ну все! Мы везде помолились и всех выгнали. Устали и хотим чаю с тортиком. Паша! Ты же хочешь тортик?
– Ещё как! – ответил я. – Нам же надо восстановить силы!
Мы пили вкусный чай с очень вкусным тортом, болтали о всякой духовной всячине. Глаша объясняла Светлане, что ей надо молиться о чистоте своего дома, за супруга и за ребенка. И даже за Арчибальда. Алина внимательно нас слушала и впитывала в себя каждое наше слово.
Когда мы уходили, я спросил Светлану, скоро ли вернется ее супруг?
– Он ждет, когда я его наберу и скажу, что вы закончили, – ответила она, немного смущаясь.
– Понятно! – улыбнулся я. – Он у Вас очень хороший, и Вам с ним повезло, – Я глянул на Алину, которая носилась по двору, то убегая, то догоняя Арчи, – Он настоящий! Вы только ему скажите, что если ребенок просит не гасить в комнате свет, то не надо с ребенком спорить и объяснять, что надо спать с выключенным светом. И сами этого никогда не делайте.
[1] Кагал – (др.‑евр. Kâhâl) – собрание, сход. В просторечии – шумная толпа, сборище.
[2] Крусейд – (англ. Crusade) миссионерская поездка.
[3] Пурец – (идиш) пан, начальник, зазнайка.