Сценарии судьбы Тонечки Морозовой
– Парень, дай воды! Слышь? Бутылку с водой дай!
Даня встрепенулся, догадавшись, что оператор обращается к нему, перелез через кабели, рельсы и стулья и сунул тому в руки бутылку.
Оператор стал жадно глотать, заходила туда‑сюда щетинистая шея.
– А газированной нету, что ли? – спросил он, тяжело дыша. В бутылке ничего не осталось. – На, забери.
И кинул Дане бутылку. Даня поймал.
– В середине скачок! – прокричал оператор неизвестно кому, сильно наклонившись в сторону и кепкой вытирая лицо. – Рельсы посмотрите кто‑нибудь! Прям прыгает камера! Следующий дубль в браке будет!
– Я те дам в браке!
– Не пейте кофе, это для продюсера!..
– Да я один глоток…
– Сказано, не пить!..
– Тихо все! Давайте следующих! Кто следующий?!
– Вот это да, – сказал Даня, пожалуй, с уважением. – Вот это работа так работа. Я бы не смог.
– Тише ты! Нас сейчас выгонят!
Он огляделся по сторонам. Он вообще как‑то легко ориентировался и приспосабливался к обстоятельствам, Настя уже заметила.
– Давай за мной! Пошли во‑он в тот угол. Мы все увидим, а нас никто не заметит.
– Почему?..
– Потому что оттуда свет. Мы зайдем за фонари, против света никогда ничего нельзя разглядеть. Между прочим, актриса должна быть наблюдательной. А ты как‑то… не сечешь!
Настя даже не обиделась. Она практически идет по красной дорожке, – слева Софи Тернер, справа Мэйсон Уильямс, – когда тут обижаться! Некогда…
Даня тянул ее за руку, она шла за ним, спотыкалась и хваталась за него.
Они зашли за хлипкие треноги, горевшие адским пламенем.
– Это осветительные приборы, – с восторгом прошептала Настя.
Он хмыкнул.
– Я вижу.
Злобный карлик, забравшийся к оператору, посмотрел в объектив одним и другим глазом, спрыгнул с подножки и закричал:
– Следующие в кадр, быстро!.. Катя, сажай следующих! Где рация? Я рацию где‑то проспал!
– Она у меня, Эдуард Вадимович!
Тут в световой круг ворвалась толстая администраторша с папкой, которая руководила массовкой, и выпалила, округлив глаза:
– Эдик, они пришли! Ведут! Идут!
И вновь пропала, видимо, помчалась встречать и «вести».
Карлик Эдик тихонько выматерился себе под нос, приосанился, снял кепку, пригладил волосы на лысине, напялил кепку и ни с того ни с сего скроил любезное лицо, сделавшись совершенным уродом.
– Это он, – пробормотала Настя и на секунду припала лбом к Даниному плечу от экстаза. Так делала Эльгиза Тухерова, когда играла романтические сцены! – Герман. Приехал.
Актеры на стульях перестали обмахиваться бумажками и замерли. Люди со щитами из пенопласта все куда‑то подевались. Пятясь, вновь появилась администраторша. Она улыбалась и делала взмахи рукой – мол, сюда, сюда!..
– Я знаю только тех Германов, – сказал Даня задумчиво. – Которые великие. Юрий Герман, между прочим, превосходный писатель! Алексей, который «Проверку на дорогах» снял, и Алексей‑младший…
– Заткнись, – сквозь зубы перебила Настя. – При чем тут «Проверка на дорогах»?!
– Это какой‑то другой Герман?..
– Я тебя убью, – пообещала Настя.
– Здрасте! – раздался твердый, громкий, уверенный и веселый голос – таким голосом говорят только начальники и только большие. – Я всем помешал, извините!.. Вы не обращайте на нас внимания, мы пробы посмотрим и уедем!
– Александр Наумович! – вскричал режиссер Эдуард так, словно само счастье явилось к нему сию минуту в душный, жаркий, пыльный, полный запаха пыли, пота и страха павильон. – Прямо честь для нас, я и не предполагал…
– Честь, честь, – снисходительно согласился продюсер Герман. – Мы мешать не будем.
– Да нет, это не тот Герман, – с досадой прошептал Даня на ухо Насте. – Совсем.
Она толкнула его в бок, сильно.
– Да, – словно спохватился «не тот» Герман. – Прошу прощения. Со мной вот сценарист приехал. Знакомьтесь – Антонина Морозова. Она на этом проекте не задействована, но сценарист превосходный.
Какая‑то девушка в джинсах, кудрявая и хорошенькая, явно стесняясь, просеменила в центр съемочной площадки и встала рядом с продюсером.
– Здравствуйте, – сказала она.
Голос был приятный, нисколько не начальственный, чуть с хрипотцой, и Настя узнала именно… голос.
– Что? – сама у себя спросила она. – Кто?
– Ты чего, Насть?..
– Антонина послушает, а я посмотрю, – продолжал Герман. – Мы вон там сядем, ладно?
– Кофейку, Александр Наумович? Бутерброды, печенье, все есть!
– Тонечка, вы будете кофе?
Настя за штативами покачнулась – вдруг с ногами что‑то сделалось. Наверное, ртуть. Еще в коридоре ей показалось, что она наглоталась ртути…
– Насть, ты что? Тебе плохо?!
Та быстро и бесшумно села на пол, привалилась к какому‑то ящику. Сердце прыгало и моталось, словно потрепанная афиша на сильном ветру, нечем стало дышать, и вспотела вся голова.
Даня моментально опустился перед ней на корточки.
– Что такое?!
– Тише, – попросила Настя. – Я что‑то… не могу.
Даня выхватил из кармана книжку, распластал ее и стал махать у Насти перед носом. Как ни глупо было это махание, но отчего‑то оно помогло. Воздух вернулся, Настя судорожно вдохнула.
На площадке бегали, суетились, кричали.
– Может, пойдем на улицу? – предложил Даня, продолжая тревожно махать. – Ну их к шутам, эти ваши пробы!..
Настя придержала его руку. Стала на четвереньки и подползла к осветительному прибору.
– Видишь сценаристку? Которую Герман привез? Ну, вон ту, кудрявую?..
– Вижу, он только одну привез.
