Сценарии судьбы Тонечки Морозовой

– А вы самый настоящий режиссер? – спросила Джессика. – Кино снимаете?

– Ну, пока что две короткометражки снял, за одну приз получил, а за вторую по шее. Спектакли ставлю на учебной сцене. Тебе, роза, роли предложить не могу, – перебил Аллилуев Джессику, уже открывшую было рот. – Поучиться нужно малость, а уж потом – роли!

– А если у меня талант?

– Талант учебе не мешает, а напротив, способствует. А у тебя талант?

Джессика пожала плечами как‑то так, что всем стало понятно, что у нее талант, да еще какой!..

– Ну, что еще вам рассказать, маркизы?..

– А можно к тебе на спектакль? – спросила Настя. – Или на репетицию?

– Можно, – легко разрешил Аллилуев, – чего ж нельзя! Вот в июне дипломы, приходите, проведу. А про Свету лучше у Милки спросите. Они подруги прям неразлейвода!

– У какой Милки? – удивилась Настя. – Которую этот ваш ректор туда‑сюда гоняет?.. Дольчикова с ней дружила?!

– А что тут такого? Ну, дружила, ну и что?

– Да эта Мила никто, на посылках бегает, «хлопушка» на съемках! А Дольчикова звезда!..

Аллилуев вытащил из кармана связку ключей, подбросил и поймал.

– Так ведь люди друг с другом дружат, – сказал он и снова подбросил, – а не с договорами на работу. Увидел договор – печать, сумма прописью, – и давай дружить! А нет договора, значит, не станем дружить! Так, по‑твоему, красота?

Настя молчала, насупившись.

– Хорошо бы с олигархами подружиться, – сказала Джессика мечтательно. – Вот я журнал купила, «Форбес» называется, они там все по местам расставлены, и прям написано, сколько у кого миллиардов!

– Вот! – поддержал Джессику Аллилуев. – Это правильный, здоровый подход!.. «Форбес» вам в помощь, так сказать.

Подкатил Даня, с шиком развернулся, помахал им рукой и прокричал:

– Я еще один кружок, ладно? Всего один!

– Валяй, историк!

Настя проводила его глазами – ну, невозможно оторваться! Солнце светит, ветерок овевает. Такая красота.

– А где ее найти, эту Милу?..

– Да чего ее искать? Она завтра с утра у меня на съемках.

– Как?! Ты что, и кино снимаешь?!

– Спокойно, маркизы, спокойно! – и Аллилуев выставил руку ладонью вперед. – Без ажитации. Снимаю я пару серий в одном «мыле», подменяю штатного режиссера, у него благородная болезнь – то ли запой, то ли подагра, то ли он в Чухлому уехал. Милка там тоже подрабатывает. Все как могут, так и подрабатывают, нас в «Форбесе» вряд ли пропечатают. Рифма.

– Что ты привязался к этому «Форбесу»?!

– Да это не я привязался‑то.

– А они давно дружат, Мила с Дольчиковой?

– Так они учились вместе. Только Светке подфартило, она на четвертом, что ли, курсе уже сниматься начала, а Милка сидела‑сидела, и ничего. Ни кино, ни театра, никуда не берут, не зовут. И стала то вторым режиссером, то «хлопушкой» на съемки ездить. Она молодец, не сдалась. Сколько вашего брата, то есть молодых актрис, совсем впустую пропадает! То есть вашей сестры.

– Почему пропадает? – заинтересовалась Джессика.

– А потому что нас, талантливых, дофигища, а работы мало. Совсем мало. Теперь в кино самая востребованная профессия – сценарист! Хороший сценарист на вес золота. Прям вот на одну чашу весов кладут сценариста, а на другую золото сыплют, точняк по его весу.

– Что, правда?! – округлила глаза Джессика.

– Моя мать сценарист, – сквозь зубы сказала Настя. – И никакого золота нету.

– Ух ты! А как ее фамилия?

– Морозова Антонина.

Аллилуев в первый раз за весь разговор посмотрел на Настю с серьезным интересом.

– Морозова – известная личность, – сказал он уважительно. – Пишет не очень много, зато отлично просто!.. С ней только большие каналы работают. Слушай, – вдруг скроив просительное лицо, он взял Настю за молнию толстовки. – Познакомь нас, а?.. У меня есть одна идея, только сам я никогда не напишу! И вообще, у меня имени никакого нет, Морозова даже слушать не станет! А тут ты – бац! Это мой друг, молодой, одаренный режиссер, и она выслушает! А? Познакомь!

Настя пожала плечами и пробормотала:

– Да пожалуйста. Приезжай к нам, я тебе адрес дам и телефон…

Ей очень хотелось расспросить Аллилуева о «хорошем сценаристе», собственной матери. Она правда хороша? Ее правда ценят? Но спросить, значит, признаться, что дочь ничего не знает о матери – вообще ничего! А этот парень так переменился к ней, когда она назвала фамилию!

– Ну, вещь, – громко заговорил подлетевший Даня и спрыгнул с самоката. Щеки у него горели. – А у него аккумулятора на сколько хватает?

– Километров на тридцать хорошего хода, – отозвался Аллилуев, перехватывая самокат. – Значит, мы договорились, красота? Ты завтра ко мне на съемки подгребаешь и с Милкой трешь, чего тебе надо, а потом я к тебе в гости являюсь и падаю в ноги. Окейно? Позвони мне на мобилу, у меня твой номер определится, я тебе адрес скину.

Он продиктовал цифры и подождал, пока Настя наберет. Телефон у него зазвонил, он посмотрел и кивнул:

– Пока, дамы и кавалеры!.. Как это удачно вы зашли!..

– Кому он собрался падать в ноги? – спросил Даня вслед покатившему Аллилуеву.

– Матери моей.

– Зачем?

– Чтоб она для него сценарий написала.

– Ого.

– Что – ого? – не выдержала Настя. – Вот что?! И вообще! Вы все знаете, а я ничего не знаю! Вы по воскресеньям торт гребаный печете, а мне моя собственная мать ничего не рассказывает! Ни одного слова, как будто я ей чужая! И получается, что все умные, одна я дура!

– Между прочим, – сказал Даня. – Я ничего не понял.

– И очень хорошо! – завопила Настя и побежала прочь по солнечной улице.

– Чего это она? – спросила Джессика. – Чего ей мать не говорит?

– Бежим, – сказал Даня. – А то не догоним.

Марина Тимофеевна полюбовалась на только что высаженный барбарис. Он был прекрасен, невысокий кустик, растопыривший тонкие ветки.