Сценарии судьбы Тонечки Морозовой

– Да нет, конечно!..

– Она до сих пор у вас, эта фигурка?

– Васька как подарил, так и забрал, – сказала Агафья с презрением. – Когда отношения кончились. Я стала искать, не нашла, звоню ему, спрашиваю где. А он говорит, семейная ценность, дедушка‑прадедушка, и понес чего‑то!.. Мол, ей цены нет, этой Артемиде.

– Кому? – быстро спросил Герман.

– Он так фигурку называл. Она должна оставаться в семье, а раз я за него не пошла, значит, он мне ее оставить не может.

– Василий делал вам предложение?

– Нет, ну как делал, – и она показала кавычки. – Говорил, что хочет на мне жениться, да. Но я сразу сказала: у меня карьера, брак я планирую через семь лет. Да и дать он мне ничего не смог. Роль дал, и хорошо. Я тогда поплакала немножко, я же на него рассчитывала, а он только время у меня украл. А время дорого. Хотя я по результатам дала пару интервью на хайпе. Про несчастную любовь и мужиков‑подлецов. Это сейчас как раз в тренде – женщины рулят, а мужики слабаки и подлецы, сексуально озабоченные.

И она улыбнулась.

Тонечка, пожалуй, начала понимать, почему певица с такой готовностью и без всяких сомнений отвечает на любые вопросы. Ей кажется – по самой обыкновенной инерции мышления, – что ответы принесут ей дивиденды. Она еще не понимает, какие именно, но какие‑то точно принесут. Время дорого. Нужно отвечать, пока спрашивают. На хайпе.

– Са‑аш, ну что за роль? Что за кино?..

– Кина нет, дорогая моя, – сказал Герман. – Мы хотели про Василия поговорить.

Агафья надула губы. Тонечка отвернулась. Смотреть на ее губы было невыносимо.

– Саш, как же так? Ты же меня дернул! Нет, так не пойдет. Давай хоть что‑нибудь.

– Что тебе давать?

– Ну, ролюшку, что же еще!

Тонечка с интересом ждала продолжения. Что она сумеет выторговать, эта предприимчивая молодая особа?

– Саш, я примчалась, ты сказал, что будешь со сценаристом, что я могла подумать? Ну, что роль в кино, разумеется! – Певица заволновалась всерьез, положила телефон на скатерть. – А тут сплошное заболталово! Ты меня знаешь, я даром ничего не делаю.

– К Василию приходила уборщица, вы не знаете? – встряла Тонечка.

Агафья переключила внимание на нее – с видимым усилием.

– Что, какая уборщица?

– Вы с Василием жили у него в квартире? Или у вас?

– У него, ядом снимаю, к себе никого не вожу, еще не хватает! Но у него там такой бордельеро! Все какое‑то покоцанное, и пылюка! – она так и сказала «пылюка»! – А я так не люблю. Я порядок люблю.

– То есть уборщица не приходила?

– При мне нет. Он поначалу ничего, а потом стал приставать, что я должна хозяйство вести, это значит за ним подтирать! Ну, обычный мужской шовинизм. А когда мне подтирать, у меня карьера. Саш, так что будем делать?

– Что мы будем делать? – повторил Герман. – На Автозаводской сейчас снимается ситком «Букины‑4». Я скажу, тебе позвонят, снимешься как гест‑стар.

Агафья подумала немного и кивнула:

– Пойдет. Они цифру хорошую дают.

Она снова пришла в прекрасное настроение, принялась резвиться и ерошить Герману волосы, и щекотать, и прикладываться персиковой щекой к джемперу. Тонечке казалось, что щека на синей шерсти оставляет серую пыль.

– Вы для «Букиных» сценарии пишете, девушка? Между прочим, очень неплохо у вас получается. Вы мне хорошо эпизод напишите, договорились? Чтоб было что поиграть, – и она показала кавычки.

Тонечка пообещала написать хорошо.

– Я тебя провожу, – сказал Герман, поднимаясь.

– Саш, ну, ты мне звони, да? Если я вне зоны, в офисе всегда знают, как меня найти. Я Никиту Бойко взяла помощником. Можешь ему тоже звонить, ладненько? Он сказал – буду твоим рабом! А я ему – меня только по имени‑отчеству, особенно на людях, ты теперь прислуга, подай, принеси, выйди вон!..

Герман пропустил ее вперед. Тонечка выхватила блокнот и принялась строчить в него с необыкновенной быстротой.

– Девушка, до свидания! – попрощалась Агафья дружелюбно. – Пишите хорошо!

– Стараюсь изо всех сил.

Когда Герман вернулся, она взглянула на него и продолжила строчить.

– Я ничего не понял, – признался Александр Наумович. – О чем ты ее спрашивала?

– Сейчас.

Тонечка писала довольно долго, он пил чай и не мешал ей. Наконец она остановилась и сказала:

– Какая интересная девушка.

Он пожал плечами.

– Типичный представитель, так сказать.

– Не‑ет, – перебила Тонечка с жаром. – Новый человек, Саша! Вот он. Литераторы и кинематографисты могут расслабиться, тема закрыта. Новый человек только что был перед нами, пил теплую воду и жевал ягоды годжи!

– Далась она тебе.

– Ты еще не осознал масштабов явления, – сказала Тонечка и опять принялась писать, но быстро остановилась. – А это прямо явление! Смотри. Она вся сделана, и все у нее напоказ – нос, щеки, губы, груди. Много операций! Весь этот апгрейд нужен, чтоб ее хотели мужчины, подлецы и шовинисты. Сексуально озабоченные. У нее карьера, ей дорого время, она ничего не делает бесплатно, о чем нам объявляет совершенно без всякого трепета. Покойный Василий Филиппов, ее любовник, снял ее всего лишь в одной роли, а должен был, допустим, в десяти. И она потеряла время! А у нее все расписано. Брак через семь лет. Заметь, не лет через семь, а конкретно – через семь лет. Она прямо сверхчеловек. Продукт новой эпохи.

– Да ладно.

– Не ладно. Мужчины подлецы, но они должны. Позвал на разговор – давай роль. Захотел утех, сели ее в свою квартиру, у нее нельзя, потому что она любит порядок. Далеко пойдет девушка, вот увидишь.

– Да пусть идет куда хочет, – сказал Герман, которому надоел ее обличительный пафос. – Зачем ты спрашивала, что он ей дарил? Какая тебе разница?

Тонечка перелистала записную книжку.

– Я всегда записываю, – объяснила она, словно извиняясь. – Не от первого до последнего слова, а так, впечатление. Мне так интересней. Я потом могу прочитать и что‑то вспомнить или использовать в сценарии.

Он слушал с интересом.

– Вот после разговора с Зоей Евгеньевной я записала… Зоя – жена Василия.