Сказки для 21-й комнаты. Фантастические рассказы
– Что случилось, Шепп? – спросила она.
Я промолчал.
– Шепп, что случилось, чёрт подери?!
Я всё так же молчал, и она сдалась – присела рядом со мною на тёплый асфальт.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросил я.
Мне этот вопрос показался тогда совершенно естественным, но она почему‑то выпучила на меня свои химически‑огромные глаза, как на сумасшедшего.
– Шепп… – прохрипела она, подавившись, – что с тобой…?!
Ну, тот разговор длился ещё долго, весь воспроизводить не буду. Выяснилось, что она – моя жена, а я, собственно, – её муж. Уже лет шесть. Но я этого не помнил. Я рассказал ей последнее, что было в моей памяти – это остановка, девочка, вспышка. Тогда всё и совпало. Моя свежеиспечённая жена сообщила, что я ей когда‑то рассказывал, как за несколько лет до встречи с ней со мной что‑то произошло, и я потерял тогда память. Полностью. А она, получается, выходила тогда замуж всё равно что за ребёнка. То есть, у человека, можно сказать, нет прошлого, нет никаких взглядов на жизнь, каких‑либо конструктивных мыслей. Зато есть неплохая внешность, деньги, квартира. Неплохой мезальянс, а? Уже там, сидя на асфальте, я своими едкими комментариями к её рассказу полностью разрушил до основания наш идиотский «брак». Ну, его к чертям!
Теперь я всё вспомнил, всё, кроме тех лет десяти между вспышкой и аварией. Теперь всё наоборот.
Пару месяцев я втягивался: меня лечили врачи, я заново знакомился с друзьями, обнимал своих постаревших родителей, которых раньше не помнил, разводился с женой и много ещё чего… Самое интересное началось, когда однажды я проснулся в квартире, которую снимал в Палермо, а со мною спала молодая девушка. Я уж думал – опять вспышки, аварии, амнезии. Но вдруг она проснулась.
– Шепп, привет, – сладко промурлыкала она, не открывая залитых сном глаз. – Ты так сладко спал, я не стала тебя будить. Господи, как я соскучилась…! – я с силой зажмурил глаза и принялся считать до десяти. – Как затянулась эта поездка! Как мне тебя не хватало. Три месяца! Господи, целых три месяца! – она принялась целовать мою волосатую грудь.
– Я слышала, ты развёлся с женою. Что‑то, наконец, случилось?
– Я всё вспомнил… – только и сказал я, а она сорвалась вдруг с меня, схватила одеяло и закрылась им, оставив меня, наоборот, голым.
– Ты вспомнил… всё? – переспросила она, надавив на последнее слово.
– Точнее, забыл… То есть… Я вспомнил всю свою жизнь до того момента как потерял память, а вот последние девять лет я как раз не помню… Ты кто?
– Ты помнишь… молнию? – спросила она. У неё было совершенно странное выражение лица… странное, но сексуальное… а я даже не мог прикрыть своё возбуждение.
– Вспышку? Да, я помню её, а ещё остановку, маленькую девочку… А ты моя… типа это… любовница, да? Как тебя зовут?
– Лика. Я – та девочка.
Она рассказала, что та вспышка, скорее всего, была молнией… Она ударила тогда нас обоих и ушла вся в сырую землю. Нас обнаружили, вызвали скорую, отвезли в больницу и пригнали туда моих родителей, которые и выхаживали меня и обучали всему заново потом, как младенца. Лика тоже потеряла память. Но, кто она и кто её родители так и не стало известно. Её определили в приют. Я же наблюдал за ней всё это время, звонил, интересовался, как дела и, в конце концов, снял для неё комнату, чтобы она не жила в приюте. Да, я не бедный. Потом между нами завязалась связь, и мы стали любовниками и продолжали ими оставаться многие годы, и даже когда я женился.
Под конец этой истории она разревелась, обернувшаяся одеялом, как толстая гусеница, в углу возле комода. А я сидел голый на кровати и курил сигариллы, сыпля пеплом на палас.
Мне было без разницы, что с ней будет, вспомнит она всё или нет, найдёт ли своих родителей: я внезапно осознал, что наш мир и наша жизнь – чушь собачья. Память, чувства, законы… чёрт возьми, да что угодно! Всё это неправда и чушь…! Пшик – и всё, пусто, нет ничего, как будто и не было…!
А потом я собрался и вышел. Я тут же забыл её лицо. А потом… потом… Чёрт! Я забыл, что потом!
Ах, да, да, помню!
Спустя некоторое время со мной связался по телефону один тип. Странный тип. Всё рассказывал, как мы с ним когда‑то ездили на рыбалку, как я сопровождал его дочку на каникулы во Францию. Также, по телефону, он сказал мне, что имеет предположение, как бы можно было вылечить моё «беспамятство»… хотя бы попытаться.
Не знаю, почему, но я всё‑таки заинтересовался и приехал. Представить себе не могу, как общался когда‑то с таким чудиком, усатым лысым заморышем. Профессор ещё…! Всё бегал вокруг меня, гаденький, всё галдел что‑то, всё совал под нос всякую целебную дрянь. Умник! Видимо, со стороны это выглядело очень смешно – он, маленький, снующий вокруг меня и я, озирающий потолок и не замечающий его бестолковых попыток. Вдруг я расслышал чёткий звонкий женский смех. Я вздрогнул и пошёл на звук. Профессор покраснел, засеменил за мною, но споткнулся и упал, почти как Чарли Чаплин. Я прошёл пару зал его особняка и застал в одной из гигантских комнат запыхавшуюся девушку, видимо, убегавшую до того подальше от меня.
– Дочь… моя… – пропыхтел, задыхаясь, Профессор и показал на девушку.
Сначала девушка смотрела на меня ошарашено, но вдруг успокоилась, выпрямила плечи и с игривым достоинством произнесла:
– Вы меня, видно, не помните… Я Изабелла, – и протянула утончённую ручку.
– Очень приятно, – я поцеловал руку – прямо сцена из рыцарского романа.
Профессор хотел что‑то сказать, но захлебнулся воздухом и, махнув рукой, смолчал, поплёлся обратно в кабинет.
– Ваш отец говорил, что мне когда‑то доводилось сопровождать вас во Францию.
– Да… – она рассмеялась. – Простите, да, конечно, дорогой Шепп, да! И не только…
Казалось, меня всего окутало её волосами, складками мятой футболки, ароматом наспиртованных духов, шалыми искрами глаз. И внезапно моя тупая незапоминающаяся жизнь наполнилась смыслом.
Оказывается, эти десять лет я не терял времени даром!
Мы лежали с Изабеллой в кровати и курили сигары с шоколадным ароматом, сыпали шоколадный пепел в стороны. Она мне рассказывала мои же собственные сексуальные фантазии, которые она изучила за годы теснейшего общения со мной, а я раз за разом придумывал, как удивить её на этот раз. Прошла буквально неделька, пока однажды Профессор, наш забавный низкорослый «тесть», не позвонил и не испортил мне утопию.
– Моя дочь играет в странную непонятную игру… – говорил он. – Это жестоко… Вы ничего не помните, вы сами привели Лику ко мне лет десять назад, я удочерил её… Помните?
– Да‑да, конечно.
– Она назвалась Изабеллой, она притворяется кем‑то другим… выдумывает всякое на ходу, а вы верите… Я не знаю, зачем… Но это же неправильно!
– А что, по‑вашему, правильно? – спросил я тогда, не соображая, кто это такой и о чём он вообще говорит.