Сказки для 21-й комнаты. Фантастические рассказы

Спустя некоторое время со мной связался по телефону один тип. Странный тип. Всё рассказывал, как мы с ним когда‑то ездили на рыбалку, как я сопровождал его дочку на каникулы во Францию. Также, по телефону, он сказал мне, что имеет предположение, как бы можно было вылечить моё «беспамятство»… хотя бы попытаться.

Не знаю, почему, но я всё‑таки заинтересовался и приехал. Представить себе не могу, как общался когда‑то с таким чудиком, усатым лысым заморышем. Профессор ещё…! Всё бегал вокруг меня, гаденький, всё галдел что‑то, всё совал под нос всякую целебную дрянь. Умник! Видимо, со стороны это выглядело очень смешно – он, маленький, снующий вокруг меня и я, озирающий потолок и не замечающий его бестолковых попыток. Вдруг я расслышал чёткий звонкий женский смех. Я вздрогнул и пошёл на звук. Профессор покраснел, засеменил за мною, но споткнулся и упал, почти как Чарли Чаплин. Я прошёл пару зал его особняка и застал в одной из гигантских комнат запыхавшуюся девушку, видимо, убегавшую до того подальше от меня.

– Дочь… моя… – пропыхтел, задыхаясь, Профессор и показал на девушку.

Сначала девушка смотрела на меня ошарашено, но вдруг успокоилась, выпрямила плечи и с игривым достоинством произнесла:

– Вы меня, видно, не помните… Я Изабелла, – и протянула утончённую ручку.

– Очень приятно, – я поцеловал руку – прямо сцена из рыцарского романа.

Профессор хотел что‑то сказать, но захлебнулся воздухом и, махнув рукой, смолчал, поплёлся обратно в кабинет.

– Ваш отец говорил, что мне когда‑то доводилось сопровождать вас во Францию.

– Да… – она рассмеялась. – Простите, да, конечно, дорогой Шепп, да! И не только…

Казалось, меня всего окутало её волосами, складками мятой футболки, ароматом наспиртованных духов, шалыми искрами глаз. И внезапно моя тупая незапоминающаяся жизнь наполнилась смыслом.

Оказывается, эти десять лет я не терял времени даром!

Мы лежали с Изабеллой в кровати и курили сигары с шоколадным ароматом, сыпали шоколадный пепел в стороны. Она мне рассказывала мои же собственные сексуальные фантазии, которые она изучила за годы теснейшего общения со мной, а я раз за разом придумывал, как удивить её на этот раз. Прошла буквально неделька, пока однажды Профессор, наш забавный низкорослый «тесть», не позвонил и не испортил мне утопию.

– Моя дочь играет в странную непонятную игру… – говорил он. – Это жестоко… Вы ничего не помните, вы сами привели Лику ко мне лет десять назад, я удочерил её… Помните?

– Да‑да, конечно.

– Она назвалась Изабеллой, она притворяется кем‑то другим… выдумывает всякое на ходу, а вы верите… Я не знаю, зачем… Но это же неправильно!

– А что, по‑вашему, правильно? – спросил я тогда, не соображая, кто это такой и о чём он вообще говорит.

– Надо быть тем, кто ты есть!

То есть, никем…

– Я вас не помню. Не звоните сюда больше.

Я положил трубку и выдернул шнур. Дурак. Зазвенел сотовый, мне пришлось отключить и его.

– Кто это был? – спросила Изабелла.

– Твой отец, Лика.

Я повалился на диван, полубеспамятный, полутряпичный, я окончательно запутался, кто есть кто, что есть что… что есть вообще, а что – сон… и главное, – не одно и то же ли это всё?

– Я не хочу тебя отпускать! Я же люблю тебя! Всю свою жизнь. С той самой молнии.

Я хотел ей что‑то сказать, но её имя вдруг вылетело из головы и упорхнуло прочь.

Было ещё много чего, но я не ручаюсь за достоверность всего остального, не помню точно, так что пусть мой рассказ скакнёт чуть‑чуть вперёд…

Спустя несколько месяцев я подъехал к той самой остановке, на которой в нас когда‑то ударила молния. Я хотел убежать, но ошибся в расчётах – Лика уже ждала меня здесь. Может, я уже делал это раньше? Не помню… Я не мог быть с ней, не мог быть с кем‑либо ещё и вообще быть, пока моя память вытворяет такое. Без моей памяти я никто: я – тело, а я не хочу быть телом, я хочу всё вспомнить! И стать собою… то есть… стать хоть кем‑то.

Я подошёл к ней, и мы сплелись, как лианы, во влажном поцелуе.

– Я хочу… – мычал я, отрываясь от её засоленных слезами губ, – хочу помнить всё… или всё забыть… или то, или другое… И чтобы ты была со мною!

– Но молния не бьёт дважды в одно место, – сказала она.

– Чушь! – парировал я. – Уж мы‑то с тобой знаем…!

Я не договорил – средь тишины и белизны всего‑всего вокруг раздался гром, и в нас ударила молния.

 

Уфа

Весна 2009

 

– А о чём говорить…?

 

Набухла тьма, черней обычного, и небо разбилось на град. Вышли двое из шумной подворотни и, не замечая машин, пошли через дорогу. Холодные камушки били по ларькам и авто, по крышам домов и шапкам мужчин. Двое между тем молча ловили попутку. Один, тот, что старше, волнуясь, суетясь, махал руками, топал и вслед шустрым богачам пускал зловещие прямые угрозы. Другой, тот, что помоложе, по‑барски развалился на скамейке, счастливо заливая себе глаза неоном и рекламой кока‑колы, улыбался, закладывая ногу на ногу и меняя их местами.

Поймали машину. Водитель осторожно бросал недовольный взгляд в зеркало заднего вида. А там сидели: пожилой лысеющий мужчина, ворчливо пробующий про себя различные ругательства на зуб, а с ним – парень лет тридцати, бомжеватого вида. Один всё время ворчал, второй нахально улыбался.

Нужная улица, триста рублей – и вот уже двое побрели по Никитской.

– Тебе это нравится? – спросил тот, что постарше, разведя руки.

– Сейчас мне нравится всё…! Ты поймёшь это потом…

– Вот бы это потом никогда не наступило.

Они прошагали пару улиц и зашли в дорогой ресторан.

– Добрый вечер. Вам стол для курящих…?

– Нам плевать…

– Нет, нам для курящих! – перебил товарища тот, что помоложе.

Они уселись за стол, им были поданы меню. В ресторане играл джаз, шипели лампы, сигареты и костлявые женщины. Но при этом можно было расслышать, как хрустит пережаренная дрянь на чьих‑то золотых зубах.

– А это что? – спросил парень, указывая старику в меню.

Тот нагнулся через стол, заглянул в его меню и ответил:

– Не знаю.