Сказки для 21-й комнаты. Фантастические рассказы

– Да?

– Да, папа.

Наряд подобран, ребёнок одет. Служанки, раскланиваясь, пятятся прочь. Отец целует дочь в лоб и надевает ей на голову маленькую золотую корону. Острые края украшения впиваются в кожу, но девочка даже не морщится, отстранённо глядя в пустоту. Мать, так же одетая в дорогое блестящее платье и украшенья, словно нехотя встаёт со стула и нагибается к дочери вытереть кровь чёрным платочком с позолоченной вышивкой – кровь не видна на чёрном.

– Мои красавицы… – умиляется отец. – Ну, пойдёмте, гости ждут.

– Да, Брут.

Они выходят в просторный зал, и все находящиеся там люди рады им, они умиляются их семейному счастью. Графы, адвокаты и банкиры, актёры и поэты, политики и их жёны – все рты расплываются в радостных улыбках. Мужчины поднимают бокалы, женщины роняют материнские слёзы при виде девочки. Звучит музыка, прекрасный аромат множества блюд гуляет по залу. Всё в золоте, всё блестит и искрится.

Только вот шеи у всех женщин синие, лысые черепа под париками испещрены шрамами, пальцы с трудом гнуться от узких колец, золотые браслеты на руках и ногах. У мужчин на толстых красных пальцах сверкают дорогие перстни с драгоценными камнями, часы на руках пережимают вену.

Девочку водят по залу, знакомят с кем‑то, угощают, что‑то рассказывают, но она ничего не видит и не слышит, и не воспринимает ничего перед собой – у неё как будто серая пленка перед глазами и гул в ушах. Она хотела бы снять с себя корону, но это теперь физически невозможно.

 

Москва

Осень 2009

 

Отложенная свадьба

 

Вольный пересказ новеллы Фридриха Хеббеля

 

– Дьявол! Бесы! За что?! – кричал отец невесты. – Кровь моего рода вам всем мёдом не покажется…!

Часы пробили второй час ночи, и слёзы потекли из глаз молодой девушки в свадебном платье. Она присела на скамью и закрыла покрасневшее лицо тонкими, едва не прозрачными ладонями. Маленькая девочка, сидевшая рядом, обронила подушечку с кольцами и обняла, утешая, сестру. Гости принялись расходиться по домам, уносили на руках задремавших детей, священник тушил свечи, а родители невесты тихо ругались друг с другом в тёмном углу.

Я пытался остановить уходивших людей, говорил всем, что Ричард обязательно явится, что он не может не прийти, но сам же понимал тщетность и бессмысленность каких‑либо доводов.

Я хотел поговорить с Мартой, с её родителями, утешить их, но так и не отважился. Вместо этого я разбудил старика Хукмана, и мы с ним вышли из церкви и спешно выдвинулись в сторону леса. Хукман шагал быстро, но всё равно сильно отставал от меня на своих старых больных ногах. Я вынужден был остановиться, хотя мы уже забежали в лес, через который должен был пройти Ричард. Подойдя к старику, я помог ему дойти до ближайшего пня, усадил, взял из его рук фонарь и попросил подождать меня здесь. Старик усмехнулся, задыхаясь, и махнул мне рукой, мол, всё в порядке, иди.

Под ногами хрустели ветки, в лесу гудели птицы, туман, шедший с Кельтского моря, заполнял собою всё вокруг. Не знаю, сколько времени я блуждал из конца в конец дремучего леса. Я даже не смог выйти с той его стороны, у подножия которой была охотничья лачуга Ричарда. Я заблудился. Холодный серый туман застил всё перед моими глазами. Я нащупал перед собой пень и присел, уставший, на холодное сырое дерево. Ногою я задел что‑то, и оно булькнуло. Слепо повозив рукой по влажной траве, я нащупал этот предмет. Это была фляга Ричарда с его инициалами. Я сделал глоток. Ром был совсем ледяной, фляга провалялась здесь довольно долго.

Вдруг я чётко расслышал, что меня зовут. Подняв затухающий фонарь над собой, я огляделся по сторонам и в сизой туманной дали увидел ещё несколько ярких пятен.

– Мистер Чизни! Мистер Чизни! – я различил голоса братьев Вудхэнд, Эрика и Марка, деревенских могильщиков.

– Я здесь! Здесь… Тут фляга Ричарда…!

Их силуэты выбежали на меня из темноты. Ничего не спрашивая, братья схватили меня под руки и потащили, бряцая фонарями, обратно в сторону деревни. Я вырывался, хотел объяснить, что нашёл флягу, что Ричард должен быть где‑то здесь, что, наверное, он заблудился или сломал ногу, и поэтому не попал на собственную свадьбу, что надо скорее его найти, пока он не замёрз. Сейчас я, конечно, понимаю, что сам в ту ночь чуть не окоченел от холода, и вид мой тогда был совсем плох, язык, наверное, заплетался, и братья ничего не поняли. Тогда мне было безразлично своё состояние, я был готов на всё ради счастья Марты и Ричарда.

Братья привели меня обратно к церкви и усадили на скамью, чьи‑то руки принялись ощупывать моё заиндевевшее лицо, я уже ничего не понимал. Вокруг стояла тьма, нарушаемая лишь блеском факелов и фонарей, какая‑то суматоха происходила возле церкви.

– …Хукман пропал… – различил я средь голосов. – Они вместе пошли, старик мог насмерть замёрзнуть…

– Идите, – отвечал им кто‑то, – идите скорее – найдите его!

Вдруг из церкви какая‑то женщина на руках спешно вынесла ревущую Аду, младшую сестрёнку Марты. Я опешил, мигом пришёл в себя и поднялся. Кто‑то пытался усадить меня обратно, но я всех растолкал и зашёл в церковь, с трудом подтянув к себе тяжёлые двери. Внутри было темно и холодно, почти как на улице. Глаза не сразу привыкли к тьме. Постояв некоторое время в проходе, я, не веря проклятым глазам, различил Марту, лежащую на холодном полу. Над ней склонились люди. Свадебное платье было в крови. Меня принялись толкать обратно, кто‑то тянул назад, я же пёр напролом, не соображая совсем от отчаяния, но не справился с таким количеством людей. Меня выволокли на улицу и силой повели к моему дому. Вокруг бегали люди с факелами.

– Умирает… – послышалось мне. – Совсем плохо… – говорили вокруг люди. – Выкидыш…

Я споткнулся и едва не упал, но меня подхватили и потащили под руки. Я потерял сознание. Эта ночь должна была стать прекрасным воспоминанием для жителей села, для меня, моей любимой прекрасной Марты, моего друга и её жениха Ричарда, их семей, но вместо того – обратилась в злосчастный ад.

 

***

С тех пор мной завладела тоска. Прошло пятьдесят лет, я совсем уже стар, но, вспоминая прожитые годы, я не вижу в них никакого смысла. Я ничего не создал и даже не разрушил. Я не понимаю, чем я занимался вообще всё это время.