Сказки для 21-й комнаты. Фантастические рассказы

Весна 2008

 

Такси для Н’ян Ктхуна

 

Что бы ни представало теперь перед глазами, взор мой отныне видит картину совершенно иную. Я вижу те же дома, дороги, людей, что видите и вы. Но сквозь ширму я вижу больше и дальше, о чём жалею, конечно. Мои глаза, моё сознание – теперь они чётко видят ту бездну, что простирается под нами. Ту дыру, пробитую в нашу реальность, через которую, как сквозняк, в наш мир влетает чума, чума, косящая нас страшней любой болезни – она плодит бесформенные серые липкие бубоны прямо в наших головах. И из этой дыры, прорывая реальность, подобно сорняку, проламывающему асфальт над собой, с каждым днём всё сильнее и сильнее пробирается наружу огромный чёрный обелиск. Ровный, гладкий, блестящий, светящийся тьмою монолит – воплощение хаоса, мрака, неистовой силы безумия, что скребёт когтями дверь в наш мир, в наши разум и сердце. Ежечасно он становится всё выше, всё больше, он становится всеобъемлющ и впитывает в себя весь свет нашего мира, заменяя чем‑то своим, чем‑то непонятным, безымянным и отвратительным. И тьма заполняет собою опустевшее пространство, чёрной слизью заливает пробоины.

Я вижу этот обелиск – он постоянно передо мною, куда бы я ни посмотрел. А самое страшное и жуткое начинается когда я закрываю глаза, опускаю веки, вынужденный спать по ночам, как и все люди, ведь самый действенный способ сойти с ума – не спать. Я боюсь спать, боюсь каждый день погружаться в кошмары, заполнившие меня, как и многих других несчастных. Но ещё больше я боюсь сойти окончательно с ума, уйти от ответственности, сдаться… Именно поэтому я вновь и вновь, каждую ночь засыпаю, боясь на утро уже не проснуться, боясь так и остаться в своём сновидении, где мне является то, что некогда родилось за глубинами нашего мира или на самом дальнем, самом глубоком днище моря первобытного – первородного безумия и страха. Эти чувства… они так реальны! Их можно потрогать, они могут сами прийти к тебе и остаться навсегда. Сесть чёрным призраком у постели и качать её припадочной дрожью, словно обезумевшая мать – мёртвого младенца.

Однажды я уже окунулся в пучину подобного кошмара, неистового, самого страшного страха, и с тех пор он всегда со мною, куда бы я ни пошёл, именно с тех пор я вижу обелиск из гранита и ужаса, что рвёт нашу реальность и вздыбливается всё выше к небу, и – далее.

Я должен вам рассказать об этом, должен поделиться, как смогу, этим ужасом и, надеюсь, вы разделите со мною эту чашу, потому как, не испив из неё, нельзя понять нашу реальность. И, да поможет вам вера… кою вы может быть убережёте…

 

***

 

Я работаю таксистом в Аркхеме, штат Массачусетс, Новая Англия… точнее работал. Никогда не забуду ту ужасную ночь 13 мая 1927 года, которая раз и навсегда отсекла мою душу от мирной и спокойной жизни‑бренности.

У меня нет доказательств произошедшего, даже самых незначительных, ведь те, что всё‑таки можно б было обнародовать, я уничтожил сам. Нельзя было допустить, чтобы зло вырвалось на свободу… и я преградил ему путь… как смог.

Вы можете мне не поверить, можете, конечно, найти множество нестыковок в моём рассказе, но тому виной может быть лишь моя истерзанная память – не более. Чудо, что та ночь вообще осталась в моей голове, а не оказалась вытолкнутой прочь сознанием, неспособным принять произошедшее.

Можно долго дискутировать о моей вменяемости, прошу, оставить всё это на потом, прежде всё‑таки выслушайте меня, а уже потом решайте, что думать об этом.

Моё имя Роберт Патрик Бэрроумэн, как я уже упоминал, произошёл со мною этот ужасный случай 13 мая 1927 года в Аркхеме. Была тёплая влажная, липкая ночь, лил дождь, сквозь косые струи не было видно звёзд… Я ехал домой со службы на своём старом форде, когда увидел на обочине силуэты двух голосующих. Время было уже позднее, но я решил их подвезти, поскольку последние несколько лет я не имею возможности работать по специальности и деньги мне нужны. Современному американскому обществу не нужны специалисты по фольклору, литературе, астрологии и антропологии. Именно поэтому я, с отличием окончивший университет Мискатоник, высокообразованный человек, вынужден перебиваться на разных недостойных меня работах, чтобы хоть как‑то сводить концы с концами. Тем более что мой ныне покойный дед оставил мне множество крупных долгов, которые я по мере сил закрываю, занятый постоянной подработкой, и не имею возможности найти полноценную службу по специальности, которая бы удовлетворила мои духовные изыскания.

Силуэты, вырванные из темноты светом фар, казались фантасмагорическими скульптурами. Один человек напоминал собою куб: прямые и толстые, как трубы, ноги вырастали из огромных, заметных на расстоянии ботинок, больше напоминавших кирпичи, абсолютно квадратный стан и точно такая же нечеловеческая, квадратная голова, покоящаяся на прямых и твёрдых плечах, шеи, как таковой, не было предусмотрено. Зато подбородок огромнейший. Второй же человек огромного роста, тонкий, согнутый, чтобы хоть как‑нибудь напоминать человека, а не столб, от этого на его спине вырос страшного вида горб, точнее череда горбов. Его маленькая, по сравнению с телом, голова, вырастала из длинной тонкой шеи и вовсе не походила на человеческую – полностью покрытая, как шерстью, волосами, с маленьким незаметным ртом, скрытым огромным носом, на фоне которого и глаза и уши кажутся лишними рудиментарными органами. Эти двое, толстый и тонкий, низкий и высокий, стояли у выезда из тёмной подворотни, не боясь промокнуть под дождём.

Я подъехал к ним и они, молча, ничего не говоря, забрались в машину, только тогда я заметил с ними молодую девушку, совсем ещё девчонку, вида очень болезненного. Салон вмиг весь заляпали, от пассажиров несло табаком и дешёвой выпивкой, девушка была пьяна и не соображала, она походила на мясную куклу, нежели на человека. Мне стало противно, я сильно пожалел, что решил подобрать их, но ничего не сказал и старался, как истинный джентльмен, не подавать вида.

Пассажиры приказали ехать из города через северные ворота к лесу, а дальше они уточнят дорогу. Узнав, куда именно их нужно везти, я ещё крепче пожалел, что остановил машину, но сдержался.

В пути оба из находящихся в сознании пассажиров молчали, не смотрели в окна по сторонам и даже как будто не дышали, застывшие намертво. Зато девушка не умолкала, пьяная, она всё время смеялась, пыталась что‑то говорить. Мужчины не обращали на неё внимания. Я испытывал ужаснейшее отвращение, когда встречал её окосевший взгляд в зеркале заднего вида. У меня имелись версии, зачем двое мужчин едут ночью в безлюдный лес с пьяной малолетней проституткой… но мне не было её жаль и, наоборот, я даже хотел, чтобы она получила как можно более страшное наказание за свой мерзейший образ жизни.