Сказки для 21-й комнаты. Фантастические рассказы
В коридоре было пусто. Шэрон выбежала на улицу, но не встретила никого, кроме домовладельца.
– Деми, – спрашивала она потом дочь, – Деми, дорогая, кто это был?
– Мама, что с тобой?! – удивилась дочь и продолжила пить чай.
– Деми! – мать схватила дочь за плечи и повернула к себе. – Деми! Ты слышишь меня?! Кто это был?!
– Мама… – дочь перепугалась и едва сдерживала слёзы. – Это же папа… мама, это наш папа…
Шэрон повалилась на пол, она тяжело дышала и трясла головой.
– Этого не может быть… этого не может быть… – она посмотрела на незнакомые картины над столом, те так и висели там.
Шэрон вскочила и сорвала со стен рамки и выбросила в окно.
– Мама! Мама, что ты делаешь?! – Шэрон оттолкнула дочь и выбежала из комнаты.
– Не может… что… что… что…? – повторяла она, как заведённая, забравшись с ногами на диван. – Что… что… что…?
Зазвонил телефон, и Шэрон, не соображая, взяла трубку. Там раздались короткие частые гудки, значит, кто‑то уже взял другую трубку. Шэрон резко сорвалась с дивана и побежала на кухню.
– Хорошо, папа, – Деми положила телефон и поскакала, успокоившаяся, к матери. – Мама, мама, это папа звонил. Он купил мороженое! Он купил… – Шэрон подхватила дочь на руки и взяла вновь зазвонивший телефон.
– Кто это?! Кто это? Алло…?
– В подвале… – услышала она. – Шэрон, дорогая, я в подвале… – раздались гудки, и Шэрон швырнула телефон в сторону.
– Мама! – взвизгнула дочь и попыталась выбраться, но Шэрон прижала её ещё сильнее.
Она подбежала с дочерью на руках к двери, посмотрела в глазок и заперлась на все замки.
– Но, мама…! Папа сказал спуститься, он даст мне мороженое…
– Это не твой папа, – Шэрон зашла в зал и прижалась к стене. – Это не твой папа, – она скатилась на пол.
– Но мама…!
– Закрой рот! Ты слышишь, что я тебе говорю?! Твой отец умер! Ты не помнишь? Год назад…
– Нет! Нет! – дочь заплакала.
– Это незнакомец… это чужой… Деми… Деми, ты слышишь меня? Кто он? Кто это был? Как он попал сюда?! Как?!
Но дочь ничего не могла сказать ей, она ревела, и Шэрон пришлось успокоиться. Она обняла дочь и принялась гладить по волосам. Спустя некоторое время они обе пришли в себя, но так и продолжали лежать в углу в обнимку.
– Мама… – позвала дочь. – Мама, тебе плохо. Мама, я понимаю… я понимаю, что папа умер, но, мама, это же наш новый папа…
***
Неделю Шэрон просидела в квартире, как в крепости, и продержала там дочь. Но мирские заботы и тяготы давали о себе знать: звонили с работы, звонили подруги, всё ещё приходили знакомиться соседи, к Деми заходили одноклассницы, посланные учительницей, чтобы узнать, почему она не в школе. Постепенно произошедшее начало казаться Шэрон дурным сном, никогда с ней не происходившим наяву. И она отпустила дочь в школу, вышла вновь на работу, с которой её едва не уволили. Но сон, в котором она падала в пасть петуху, всё повторялся и повторялся, и однажды Шэрон решилась на серьёзные меры.
Отведя Деми в школу, она вернулась домой и, вытащив из тайника пистолет погибшего мужа, отправилась в подвал. Ржавая металлическая дверь оказалась незапертой. Шэрон прошла в тёмное помещение и прикрыла за собой скрипучую дверь. Тьма здесь оказалась непроглядной, и Шэрон освещала свой путь заранее приготовленным фонариком. Где‑то впереди в углу из пола сочился свет, и она двинулась туда, но под её ногами сразу же обвалился пол, и Шэрон упала куда‑то вниз…
– Вера, праведность которой не доказывают кровью, ничего не стоит, – услышала Шэрон.
Она пришла в себя и поднялась на ноги. Здесь было почти нечем дышать и ужасно воняло. В темноте Шэрон нащупала на полу фонарик и пистолет. Света фонарика не хватало в пыльном тумане, но Шэрон всё‑таки рассмотрела помещение в общих чертах. Старая кирпичная кладка, множество ходов вокруг, дохлые крысы, мусор и что‑то, отдалённо напоминающее кирпичную трубу, в самом центре. Но на колону это не походило. Послышался мощный удар, вся комната содрогнулась, и пыль посыпалась с потолка. Шэрон едва удержалась на ногах. Из кирпичной кладки перед ней как будто взрывом вышибло несколько кирпичей, и на свет фонаря показался иссохший человеческий труп.
От вони и страха Шэрон вырвало.
– Люди всегда приносили кровавые жертвы своим богам, – услышала она, но её тело всё ещё содрогалось в конвульсиях, выплёскивая наружу всё, что не переварил ещё желудок, и сил подняться у неё не было. – Богам, духам, всяким тварям… – Шэрон поднялась на ноги.
– Кто здесь!? – закричала она, размахивая перед собою пистолетом.
– Постепенно люди стали забывать прежние ритуалы и традиции, но было уже поздно…
Шэрон выхватила фонарём в темноте чью‑то тень, но та сразу же пропала, и голос раздался уже из‑за спины.
– Тогда человеческие жертвы начали постепенно сменяться животными… резали скот… но чаще кошек, летучих мышей и петухов… потом жертвы и вовсе стали символическими.
Шэрон вновь увидела тень, и та опять пропала, словно бы её никто и не отбрасывал. Но девушка не могла даже сдвинуться с места от страха.
Тут она услышала какой‑то хруст и вновь отважилась взглянуть на замурованный труп. Хруст исходил от него. Брякнули ржавые цепи, сковывавшие древнее тело, и мертвец поднял голову, взглянул пустыми, глазницами на Шэрон. Но говорил не он.
– Люди приносили кровавые жертвы и просили богатого урожая, хорошей погоды, здоровья… и часто в строящийся дом закладывали «строительную жертву». Замуровывали живого человека, чтобы умилостивить духов, а убитый становился верным стражем дома, домовым, кутным богом, церковным привидением. У разных народов всё происходило по‑разному: одни считали, что замуровать надо жену или ребёнка строителя, другие думали, что это должен быть случайный прохожий. Но всегда предпочитали женщин и детей… они думали, что тем не хватит сил отомстить… потом.
Застывший труп заслонила чья‑то тень и пошла, увеличиваясь, прямо на Шэрон, но никого не было видно. Девушка сделала шаг назад и оступилась, но какая‑то сила удержала её на ногах. Тень подошла вплотную к девушке, и Шэрон почувствовала, как будто чьи‑то холодные руки обняли её, и, вздрогнув от ужаса, выронила и фонарик и пистолет. Свет погас.
