Сказки старого дома
На столике рядом с креслом, походящем на оставленный вахтёром насест, на дурацкой вышитой салфетке с рюшами стоял чёрный дисковый телефон. Таких зверей я уже давно не видел.
– Давай позвоним? Наверное, тут самообслуживание. Илюш, позвони ты, пожааалуйста.
Я начал закипать.
– Да не буду я никуда звонить! Что я скажу? Мы заблудились в шкафах? Нас преследует чокнутая бабка? Пришлите консультанта по мебели в отдел сантехники, будем ждать вас у фаянсового унитаза?
Рита посмотрела на меня с недобрым прищуром. Я со стоном взял телефон – и будто кто‑то столкнул меня с ног. Я повалился с трубкой в кресло, не особенно надеясь на успех. Длинные гудки, даже не пришлось крутить диск.
– Остров Мебели, с вами говорит продавец‑консультант, чем могу помочь?
Какой‑то шум из‑за рядов душевых кабин.
– Девушка, можете прислать консультанта в отдел сантехники? Мы с женой смотрели мебель, но потом перешли сюда. Мы рядом с телефоном и с душами.
По стеклянным дверцам прокатилось дребезжание. Смущённый голос в трубке.
– Это мебельный центр, у нас нет отдела сантехники. Подскажите, откуда вы звоните?
Истошный крик и удар изнутри душевой кабины. Я увидел, как к мутному стеклу прижались искажённое лицо и две ладони.
– Илья!
Я бросил телефон, схватил Риту за руку, и мы побежали. Кухни, поворот налево, снова вперёд, огромные столы для большой компании, стулья для столовой, навесы кухонных полок. Отдел сменялся отделом – мы запыхались и остановились у двухэтажных кроватей для детской.
Ритино хорошенькое лицо скривилось от страха.
– Илья, я боюсь. Я хочу в туалет, пойдём отсюда, выведи нас на улицу, пожалуйста.
– Так, спокойно, это, наверное, кричал тот, та чокнутая. Вон туалет, давай сходи, я сейчас узнаю, куда нам двигать.
– Я боюсь…
– Рит, спокойно, всё под контролем. Мне тебя за ручку вести что ли? Иди, всё ок, я на стрёме.
Рита отцепилась от моей руки и недоверчиво открыла дверь в туалет с женским треугольничком на входе. Раковина, унитаз – всё как обычно.
– Я тут, прямо за дверью, не переживай.
Рита зашла и закрыла дверь. Изнутри донёсся её испуганный голос.
– Люлюш, поговори со мной, чтобы я не боялась.
Я услышал шелест одежды и стук ободка.
– Ритусь, ну чё ты разволновалась? Сейчас мы выйдем. Я уже понял: нам надо ещё вперёд через отдел – и мы как раз выйдем к главному входу.
Я вдруг заметил, как дрожит моя рука, прислонённая к косяку двери. Это я дрожу, или земля двигается?
– Рит, ну чё там?
Молчание.
– Рит, хорош, выходи.
Голос сорвался в крик, и я дёрнул на себя дверь. За ней стояла щербатая от подтёков краски подъездная стена.
Я растерянно обернулся. Земля вновь, на этот раз совсем не иллюзорно, задрожала и я увидел, как детская за спиной уезжает, как занавес, куда‑то вбок, обнажая бесконечный желтеющий коридор, похожий на горизонтальную шахту лифта. Конец коридора быстро терял свет, будто лифту обрубили тросы, и он летит по шахте выпущенным снарядом. Темнота недобро взглянула на меня, и крик застрял у меня в горле, когда меня захлестнуло чёрной волной.
Стук копыт на заре
По конским спинам били крупные градины. Экипаж завяз в грязи, и Мика, сын хозяина, сквозь окошко наблюдал, как отец ругает кучера и самолично тоненьким хлыстиком нещадно бьёт скотину.
– Н‑ну, чего упёрлась, п‑паш‑ла!
«Фвиу!» – поддакнул хлыст, и отец, с крючковатым носом и горящими глазами, распрямился в своём стянутом портупеями сером френче, пегом от попавших на него градин.
Когда кучер поднажал сзади, а отец ещё раз вдарил по лошадиному крупу, раздались крики, похожие на женские. Кентаврихи задрожали, и Мика почувствовал, что карета пошла вперёд. Кучер вернулся на козлы. Чертыхаясь, мокрый отец залез обратно к Мике. Мика зажмурился, притворившись, что уснул под тёплою дохой. Ему было страшно и от того, как кричали кентаврихи, и от того, что хлыстик всё ещё был у отца в руках, и он боялся почувствовать его жало на себе, разозлив папу неосторожным взглядом или словом.
Когда они подъехали к поместью, град сменился моросью. Взрослые занялись выгрузкой, а Мика подошёл к кентаврихам и украдкой сунул им сахару. Руки кентаврих были привязаны к телу ремнями, а чёрные груди охвачены подпругами. Пристяжная кобыла Ночка с коротко стриженой гривой благодарно потёрлась о руку Мики, и он ощутил, как запотели у неё виски под уздечкой.
Отец взял Мику на ярмарку, чтобы приучать к делу, но Мика не оправдал его надежд. Он смотрел на товар печальными глазами и задавал дурацкие вопросы. Мика отвернулся, застеснявшись, когда отец показывал ему, как по зубам и плюснам выбрать хорошего производителя. Мика путал тягловые и беговые породы, хотя дома отец не раз показывал ему клейма разных стран и областей. И, наконец, Мика заплакал, когда отцу удалось прикупить жеребёнка от аравийской кобылы. Кентаврёнок выглядел совершенным дурачком, тёмные глаза прятались в вороных завитушках волос, но по иноходи и изящным бабкам отец увидел в нём хорошего бегуна. Когда они с купцом ударили по рукам и стали отнимать жеребёнка от матки, кентаврёнок завыл, а вслед за ним разнюнился и Мика. После этого отец ходил мрачный и на обратной дороге, пока они не попали под дождь, смотрел мимо сына.
«В мать‑покойницу пошёл характером…» – прошелестел отец, снимая в прихожей длинные, покрытые чёрной грязью сапоги. Мика сжался, как перед ударом, но папа лишь угрюмо бурчал, поминая маму, которую Мика почти не помнил: «Весь в мать, та тоже „жалко их, жалко“, а в город‑то небось на их же спинах и ездила! Вот и ты – вот твои сапожки любимые, из чьей шкуры они сделаны?»
Образ отца предательски начинает плыть за влажной пеленой.
– Так, не надо, сырости на сегодня достаточно. Сегодня ужинаешь один, тебе в комнату принесут.
Скинув красные сапожки, Мика пошёл сквозь туман. Стук – ступенька, стук – вторая, хлюп‑кап‑кап – оступился и уронил две капли на пол. Кап – ступенька, кап – вторая.
Мика поужинал и был переодет в чистое ночное платье. В спальне осталась гореть маленькая керосиновая лампа, чадившая во влажном вечернем воздухе. За окном всё ниже и ниже, прячась, как охотник на кентавров в прерии, клонилось к горизонту солнце. Микины пальцы пахли конским потом и влажным деревом. Нюхая пальцы, Мика рассеянно пролистнул пару страниц из Жюля Верна и уже начал клевать носом – и вдруг услышал стук копыт и тихое ржание.