Скифский камень. Мифы и сказания

Но куда же отправиться? В первый год первого века нашей эры, или еще дальше, в древний Рим, туда, где бесчинствовал Нерон, развлекался и дурел Калигула, приходил в ярость Каракала?

От грез захватывало дух. Девочка вздрогнула, все это показалось таким реальным, таким исполнимым, словно она готовилась в обычное путешествие.

Но о тайных местах, где время и пространство мало похоже на обычное, говорили так много в ее родной Сибири, что это казалось почти реальностью… Иначе как бы писатели создавали свои бессмертные творения‑ только когда заснул в своей постели, а проснулся в веке 10, и увидел все своими глазами, только тогда и можно написать что‑то стоящее.

Но если вам не интересен тот мир, в который вы пришли, то только и остается совершать такие дивные путешествия.

С такими мыслями и проснулась Вероника, а проще Ника, и огляделась вокруг. Ничего странного не происходило с ней на этот раз.

Но она не сразу заметила, как отварилась балконная дверь, и в комнату шагнул господин роста чуть ниже среднего, не красавец, но парень забавный, в странном одеянии позапрошлого века.

Уж не снимают ли в их доме какой‑то исторический фильм, и его случайно забросили сюда. Звездный плащ, шляпа, трость в руке, с набалдашником – головой пуделя.

Конечно, он шагнул в реальность прямо со страниц романа века.

Но что‑то такое тайное в нем вопило о том, что он не театральный актер, не персонаж какого‑то романа, а реальный герой, заброшенный из тех самых врат времени, прямо в ее квартиру.

Конечно, Ника сразу вспомнила знаменитое Блоковское:

На кресло у огня уселся гость устало,

И пес у ног его улегся на ковер,

Гость вежливо сказал: «Ужель еще вам мало?»

– Поэтические бредни, – усмехнулся Незнакомец, – я к ним не имею никакого отношения, сударыня. И не слушайте вы поэтов, не верьте им, они безбожно лгут, глазом не моргнув, а вы взрослая и не глупая барышня, судя по всему.

Ника поймала себя на том, что она ничего не говорила вслух, и строчки стихов только промелькнули в памяти и растаяли. Значит, он умеет читать мысли, видит насквозь, вот влипла, так влипла, тут просто так не отделаться, судя по всему.

Она ущипнула себя, убедилась, что не спит, но и странный господин исчезать не собирался, наоборот, расположился в кресле, так, что стал казаться еще меньше, положил трость на ковер рядом, ей показалось, что мелькнул и пес, но только показалось. Собакой в ее доме и не пахло, а если и пахло, то недолго, но если появился господин, то должен был откуда‑то взяться и пес, таковы законы драматургии.

 

Глава 2 Странный разговор

 

Ника убедилась в том, что господин умеет читать мысли, но он все‑таки заговорил, решив, что так проще будет общаться, и для Ники привычнее.

– Так значит, идеи моего Фауста и вам не дают покоя, сударыня, – спросил он, и продолжал оставаться очень серьезным. Перепутать его ни с кем не было возможности – Мефистофель собственной персоной.

– Догадливая, и начитанная досталась мне девица, – говори Пришелец.

– Тогда вы можете перенести меня, куда угодно? – еще не слишком доверяя ни ему, ни себе спросила Ника.

Не просто так же он явился, чтобы поинтересоваться ее здоровьем?

– Я все могу, – согласился он, – только у меня будет одно условие, – подчеркнул он и замолчал, словно давая ей время, чтобы подумать и все решить – одну эпоху назовешь ты сама, другую я – это и будет платой за путешествие во времени, не так ли вы это тут называете.

– А как же душа? – все еще не верила услышанному Ника.

– А душ я набрался столько, что девать некуда, сам бы их куда сбагрил, и так и сделаю немного позднее, но кое‑что я все‑таки еще потребую, и это справедливо. И сначала мы отправимся туда, куда скажу я, а потом я ваш покорный слуга.

Что‑то зловещее послышалось Нике в последней фразе, но отступать и сдаваться она не собиралась.

– Я так понимаю, что из первого путешествия не выберешься живым, а значит, второго не будет вовсе.

Незнакомец искреннее обиделся, кажется совершенно искреннее.

– Я привык, чтобы мне верили, и если я поставил условие, то оба они будут выполнены. И потом, с человеком ничего не может случиться в том времени, куда он отправляется, там для него нет судьбы и смерти, только в этом времени не избежать такой радости. А там посмотришь, запомнишь, может быть книжку напишешь, как Данте, когда он отправился в ад Вместе с Вергилием.

Ника молчала, Незнакомец стал торопить ее:

 

– Я не понял, ты согласна, или мне можно спокойно удалиться? – игриво спросил он.

И резко поднялся с кресла, подхватил трость, было похоже, что он собирается уходить.

Но Ника тут же оставила его, ведь ясно, если уйдет, второй раз его не дозваться. Нет, она не хотела, чтобы он уходил, она не допустит этого. Он не случайно выбрал ее, подслушал ее желания и явился, чтобы осуществить самые дерзкие ее желания. Она раздумывала только о том, в какую эпоху отправиться ей самой, ведь там был выбор.

Но она решила, что эту будет начало 20 века, до 1917 года, туда она и отправится, чтобы потом написать самый удивительный и проникновенный роман о времени, которое у нас нагло украли и уничтожили все то прекрасное, что начинало развиваться.

И ради того, чтобы там оказаться, она готова была пройти все эпохи и времена, сгореть на всех кострах инквизиции, быть королевой или рабыней при любом дворе в какой угодно стране.

Незнакомец видел все, что она напечатала себе. Он только фыркнул, потому что никак не мог вспомнить этого поэта. Он ожидал какого угодного века, но не этого, когда бунт бессмысленный и беспощадный уничтожил все на своем пути.

Он не помнил этого второго Демона, хотя хорошо помнил господина Лермонтова, тот хотя и считал себя настоящим Демоном, но больше смахивал на него самого, такой же маленький, злой и завистливый. А вот второй – он бросил взор на портрет поэта, стоявший на столе у Ники. Убедился, что этот на него совсем не похож, слишком красив, задумчив и холоден, любимец женщин, развратник и пьяница – настоящий Демон. Мефи не взял бы его в свою компанию – это точно.

В ту минуту, когда Ника готова была произнести свое решение, оно уже было известно ее спутнику.. Но он дал ей возможность высказаться, чтобы потом его не упрекали в том, что он давил на нее, заставлял что‑то делать.

– Серебряный век, – спокойно и уверенно произнесла она, – до проклятого 17 года.

– Чему только вас в школе учили, – покачал головой Мефи, – самый знаменитый год оказался проклятым, и бывает же такое…

Ника молчала.

– Ну, хорошо, будь, по‑твоему. Я мог бы показать тебе и что‑то более интересное, раз такой случай выдался, – торопливо прибавил он, – но твое желание для меня закон.