Следы на камнях

Я говорю: а давай его к сексопатологу? Сестра – так там же вдвоем надо, я готова, а он – ни фига. До меня, говорит, и без патологов скоро дошло… ты ж помнишь, я за него какая шла – целка целкой, ни сиськи, ни письки, жопа с кулачок… а поносила, покормила, стала баба как баба, при всем положенном… А ему, получается, такая не в кайф… ему, извращенцу, пигалицу подавай… К таким, скорее всего, и ходит, скот. Я говорю: точно знаешь?.. а где он их берет?.. Есть же частные детективы, наймем кого, вычислим… на развод подашь, капусты с него срубим?

Где берет, говорит?.. Ты, братишка, говорит, как вчера родился… у него ж своя фирма компьютерная, ему давалку‑малолетку найти – раз плюнуть! Короче, говорит, живу типа соломенной вдовой при живом муже… Если б у него там непорядок был какой – так нет же, все как у всех, даже встает, я‑то вижу. А мне, выходит – в монастырь? Слава богу, мир не без добрых людей, только намекни – отымеют по полной программе… так и живем, брат.

Я тогда прикинул: ну‑ну, таких добрых через тебя, по самому скромному счету, минимум человек сорок уже крутанулось… и начал к нему приглядываться – неужто гомик?.. не, ни фига не обнаружилось… тогда и стало мне ясно – с головой там явно непорядок. А так, в целом – мужик как мужик, при делах, фирма у него классная, бабок немерено… и не жмот в этом смысле – пару раз только намекну – на, говорит, потом как‑нибудь отдашь… я бы отдал, правда, да он и не просит… то есть не просил… а тогда и говорит: вот тебе, братан, типа, презент, а ты за это мне поможешь.

Подмога моя зятьку понадобилась в одном, как он под секретом растолковал, чрезвычайно деликатном деле… если дословно – конфиденциальном, вот. Наверно, надо было не молчать, а с ходу пойти в ментовку… извиняюсь, к вам, в полицию… настучать, всем было бы лучше – и этот козлик был бы жив, и мне тут париться не пришлось… жадность подвела… он отвалил налом… какая разница сколько… черт с вами, десять штук… а как вы думали – за меньше я бы ни в жизнь… Короче, пришел тогда чернее тучи, иначе не скажешь, говорит: все, не могу больше… стреляться‑вешаться в падлу… да и не потяну, смелости не хватит… я, знаешь, подумал – с парома – самое оно… пловец из меня навроде топора.

Я говорю: ты чего, чувак?! А дочка? Про сестру молчу – знаю, она ему типа стенки – а девка при чем? Она же его, наверно, одного на свете и любит… А он – ничего, со временем поймет… может быть… до совершеннолетия опекуном будет моя мама, ты ж в курсе – женке от меня доверия никакого – пропьет все к ебеням… вот, а ты, хоть меня и не уважаешь, но последнюю волю, будь добр, исполни. Давай, говорю, излагай. Он и выдал.

Требовалось всего‑то отогнать «Адель» на пяток‑другой километров к середке Ладоги и притопить. Притом не полностью, а чтобы плавала, типа произошел несчастный случай – волна там налетела или шквал, он за борт навернулся, и каюк. Вот так. А я сдуру пожадничал – лодочка‑то классная, с каютой, все путем… вы ж видели, наверно… чего добру пропадать… перегнал ночью на свой причал, под брезент, мачту убрал, название закрасил, поменял, деньжонок нужному человечку сунул, он бумажки организовал, якобы мне ее какой‑то хмырь задарил… остальное вы знаете.

«Знаем, знаем… – подумал следователь, с интересом разглядывая вдохновенно врущего визави, – И знаем больше, чем тебе, дурашка, мнится… кровь ты наверняка смыл, но следы остались – и в каюте, и на палубе, и на правом борту, где свалил в озеро тело убитого человека.

Конкретное место ты нам, конечно, не скажешь… пока… вот посидишь, созреешь, тогда поговорим еще разок… водолазы полазили, поплавали, но результат нулевой – Ладога, она большая, всю не обшаришь… И ведь сошло, все сошло бы тебе, подлому, с рук, кабы не нашелся некий доброжелатель, накропавший письмецо… и доносом как таковым не назовешь…»

Пришло не электронное – обыкновенное бумажное послание по обычной, старомодной почте. Конверт был подписан древней перьевой (где теперь сыскать‑то такую) ручкой, адресован именно сюда, в «отдел внутренних дел», и содержал половинку листа из школьной тетради, на котором тем же пером кто‑то печатными буквами вывел: «Проверте лодка покойного Чурова у шурина там кров конешно он и убил скоро продаст не найдете». Грамматическая ошибка наряду с нехваткой точек с запятыми и мягких знаков почему‑то послужила аргументом в пользу правдивости содержащейся в тексте информации. От правила не рассматривать анонимки отступили – как‑никак сигнал не о мелочи какой, а об убийстве – и маховик правосудия, скрипнув, совершил первый оборот.

«А ты, милок, думал – покрашу, быстренько сбуду, денежки в карман, и шито‑крыто? Шалишь, брат… бензидин не обманешь… проба древняя, как мир, и столь же надежная – следы крови выявляет в миллиардном разведении. Утопил бы посудину – не нашли бы, а так – пожалте. Вот они, пятнышки синенькие… Пожадничал, сам говоришь. Все, все расскажешь, а потом, как положено: на остаток поганой твоей жизни – за решеточку… хотя, на мой взгляд, за такие дела надобно по‑старому, око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Ведь убивал наверняка с умыслом, вот и клади, душегуб, головушку. Чтоб неповадно. Ибо кровь, как показал уже более современный анализ, принадлежит именно пропавшему владельцу яхты – твоему, мерзавец, зятю…»

Корявый навет отправился бы по прямому назначению множества таких же неподписанных – в архив, а еще вероятнее – в урну, но районные опера, посовещавшись, все же решили на всякий случай пошевелиться. Дополнительным и самым весомым аргументом в пользу такого нестандартного решения послужил факт наличия в участке двух стажеров, изнывавших от безделья и желавших не чихать от пыли в завалах старых дел, впустую протирая форменные одежки, а – работать, работать, работать!..

– Ну вот, молодежь, задача как раз для вас, начинающих, – начальник райотдела, по совместительству руководитель практики, вручил подружкам (а будущие юристы были симпатичными девчушками) свеженькое послание, – Для начала установите личность потерпевшего…

– А как же мы… – начала одна, – Здесь ведь только фамилия?

– А можно воспользоваться вашим компьютером? – предметнее подошла к вопросу другая.

Стажерка, слывшая любимицей заведующего кафедрой криминалистики, изъявила желание проанализировать базы данных – по району, городу, области и, при необходимости, всей стране.

– Правильно! – одобрил начальник, – Хоть по планете! Приступайте.

И молодое рвение привело к результату быстрее самых смелых прогнозов. Надо сказать, успех больше всего порадовал самого стажированного участкового, поспорившего с соратниками на пиво: он поставил на «горячих кобылок» и выиграл. Разыскав адрес фигуранта, студентки отправились на квартиру, где им никто не открыл, потом по месту работы – там с ними не стали говорить, наконец, к матери… и вернулись, приведя с собой толстую, непрерывно стонущую тетку. Она, оказывается, «так и знала».

Таким образом, к рассмотрению была принята не маловразумительная писуля неизвестного пасквилянта, но вполне официальное заявление вполне реального лица. Мать, поначалу нимало не озаботившаяся четырехдневным молчанием сына – бывало, и по неделе ни словцом не обмолвится, в ходе разговора с полицейскими девушками внезапно «не на шутку встревожилась». Тревога побудила мадам «материнское сердце – вещун, ничего мне не говорите!..» «вам, молоденьким, не понять, как порой бывает невыносимо без сыночка – кровинушки…» превозмочь боли в артрозных суставах и на вызванной стажерками служебной машине добраться до сыновней квартиры. Там она, не слушая возражений сопровождающих без пяти минут юристов и не утруждаясь звонком, открыла дверь своим ключом.

– И что?! Что я вижу? – воззвала к дежурному по отделению женщина с костылями под мышкой, – Эта пьяная блядища лежит, задравши ноги свои немытые, на ней храпит какой‑то вонючий…

– Ближе к делу, гражданка, – прервал поток возмущенного красноречия лейтенант, – Вы сказали, хотите заявить о возможном преступлении?

– Почему возможном?! Они же убили его!