Сновидец

– Да. И не только она. Определённо, у тебя высокий уровень. Высокий – это шесть‑семь баллов. И раз ты решил попробовать стать архитектором, тебя возьмут. А это значит, что работать ты будешь в другом корпусе и с другим уровнем секретности. Мы вряд ли будем часто видеться.

– А с другими ребятами из отдела?

– С остальными тем более. Часто ты встречаешь архитекторов? – Я отрицательно мотаю головой. – То‑то же. Архитекторы – каста закрытая.

Так. Вот к этому я готов не был. Впрочем, неужели не найду способ видеться с теми, с кем хочу? Не наяву, так во сне.

– Я провожу частные исследования снов. Не связанные с «Фабрикой». На дому, так сказать. Почти. Ничего особенного, просто исследования для своего интереса. Не хочу, чтобы это как‑то ограничивало мою свободу, поэтому и не пытаюсь перейти в исследовательский институт. Могу надеяться, это останется между нами?

– Конечно, – заверяю я начальника.

– Так вот. Я предлагаю тебе иногда вместе работать. Думаю, ты мог бы ассистировать мне в некоторых экспериментах. Тебе интересно?

– Да.

– Ещё бы, – улыбается Зотов, – это поинтереснее архитектуры. Конечно, у меня есть некоторые несложные условия. Первое – секретность. Я не нарушаю закон, поскольку не произвожу сновидения, но эксперименты за стенами «Фабрики» под негласным запретом. Второе – тебе не следует афишировать свой уровень онейрогномики.

– Но, Ярослав Николаевич, с низкой онейрогномикой же не берут в архитекторы.

– Шести баллов хватит.

– Вы думаете, у меня уже сейчас больше пяти?

– Потенциально, думаю, достижимо и семь. А шесть у тебя изначально было.

– Но ведь тест показал… – удивляюсь я словам Зотова.

– Тест показал верно. Неверно тебе был озвучен его результат. Помнишь, как ты не смог дотянуться до лестницы?

– Конечно. И это значит, что у меня средний уровень, разве нет?

– Дело в том, что большинство испытуемых хватались за лестницу и продолжали тест. В том сне механика пространства такова, что попытка приблизить лестницу отталкивает от неё. А если сил притянуться не хватает, то тебя поднимает к лестнице. Внутренние законы сновидения. По сути, всё просто. Но если не знать – вряд ли догадаешься.

– А почему не следует афишировать уровень?

– Чем выше уровень, тем меньше свободы. Шестёрок – примерно два процента людей, один из пятидесяти. Семёрки встречаются в три раза реже. Простой пример: если ты шестёрка, то, скорее всего, сможешь продолжать жить в своей квартире, а если семёрка – то только в общежитии на территории «Фабрики», под полным контролем всех контактов.

– Но вы говорили, что проводите эксперименты дома. А как же контроль?

– Мой официальный уровень – шесть баллов. Как ты, думаю, понимаешь, реальный – повыше.

– И как вам это удаётся – занижать уровень?

– Если тебе интересно, я научу. Я тестировал или участвовал в создании почти всех испытательных сновидений на «Фабрике». Но и для остальных законы те же. Понимаешь или знаешь механику – действуешь в соответствии с той онейрогномикой, которую хочешь продемонстрировать.

– Сейчас научите?

– Сейчас нам пора всплывать и радоваться спасению. Приходи завтра ко мне домой, часа в два например. Адрес тебе придётся запомнить. Ты сможешь это сделать во сне?

Я отвечаю утвердительно. Зотов называет адрес, а я пытаюсь собрать воедино маркеры: метро «Бунинская аллея», «рядом со школой», дом 8к3, квартиру 11 и улицу Евлоева – в объединяющий образ, как ещё в детстве меня научила учительница русского языка. Дом 8к3 я определяю как «вокзал» из‑за схожести написания, а остальные образы прицепляю к нему. У Бунина припоминаю стихотворение «В поезде» и рассказ «Учитель» (рядом со школой), а Евлоева, к своему стыду, закрепляю в памяти по фразе «чемодан, вокзал…». Квартира 11 запоминается легко по нескольким причинам – число напоминает рельсы, лишь на единицу отличается от номера школы, находящейся по соседству, а также это сумма номеров дома и корпуса. К моменту, когда субмарина всплывает недалеко от берега в небольшом заливе, я уже уверенно храню в памяти адрес своего начальника.

Когда мы с Ярославом Николаевичем покидаем наше судно и, пройдя небольшие тропические заросли, выходим на пляж, там уже собираются все обитатели острова.

– Вы живы! – восклицает Адолат, первая увидевшая нас с Зотовым, и бросается обниматься.

Остальные тоже довольны. Больше всех, похоже, Джо, который облегчённо вздыхает, садится на скамейку возле бара, привалившись затылком к стене, и закрывает глаза. И ещё раз громко выдыхает. Как‑никак, а отвечать‑то за всех ему.

Любопытно, каким образом персонажи сновидения испытывают чувства? И испытывают ли вообще?

Мне становится немного неловко смотреть на коллег – как будто подглядываешь в окно за ничего не подозревающими людьми. Все, кроме меня и Зотова, искренне радуются спасению, своему и чужому. Наверно, это можно сравнить с утренником, на котором только взрослые знают, что Кощей и Баба‑яга не настоящие.

Выпустив излишек эмоций, островитяне направляются в коттедж.

Там, уже расположившихся на диванах и креслах, нас и накрывает вторичный эндогнозис. Мы смеёмся, пересказывая в красках крушение со всех ракурсов, а в конце устраиваем овации Зотову. Тот скромничает.

Уже после заката, сидя на крыше коттеджа нашим узким кругом, мы решаем, что с исследованием стоит закончить.

– Нет, это превзошло все ожидания, – заявляет Адолат. – Особенно знаете, что меня пугает? Это откатывание назад. Как, интересно, мы выглядим в этот момент? Это же ужасно!

– Ну что ж, рыбалка – значит, рыбалка, – формулирует Сергей непрошеный вывод.

– Я сёрфингом займусь, – продолжает Адолат, – кто со мной?

– Я пас, – отвечает Егор, – я лучше с Сержем на рыбалку. Интересно, как это реализовано.

Передо мной дилемма, которая решается, конечно, легко – нельзя же оставлять товарища покорять волну в одиночку.

– Я с тобой. Надеюсь, волн‑убийц больше не будет.

Мы смеёмся.

– Слушайте, а как насчёт поспать? – спрашивает Егор.

– А разве в этом есть необходимость? – интересуюсь я.

– Вообще‑то есть, но я не к тому, – отвечает он, – а в смысле изучить сон во сне, каково это?

– А ты не спал никогда во сне, что ли? – вклинивается Сергей.

– Да не приходилось как‑то. Обычно сны короче.

– Хорошая идея, ребят. Я спать! Кто со мной? – спрашивает Адолат и добавляет: – Шутка.

Сон во сне – штука странная. Как я понимаю, длится он до того момента, когда запланировано ближайшее действие. Всё остальное время между засыпанием и пробуждением как бы на быстрой перемотке: сжимается в мутный чёрный комочек, из которого я и выныриваю прямиком в сегодняшнее утро.