Сны ветра
Давно не видевшая ремонта кабина лифта, покачиваясь, стуча, поднимает своего пассажира на четвертый этаж. Переступив порог квартиры, доктор чувствует приятный запах чего‑то свежеприготовленного и, возможно, вкусного. Из кухни ему навстречу выбегает Венера. Она в хорошем расположении духа, но Саша прекрасно знает, что радоваться этому не стоит, ведь ее состояние очень нестабильно, и ничто не гарантирует, что она через секунду не начнет в рыданиях биться головой о стену.
– Чем так вкусно пахнет? – спрашивает он, поприветствовав ее улыбкой.
– Я приготовила обед, мы же вчера суп съели.
– Не суп, а борщ – это большая разница. Как ты себя чувствуешь?
Венера мнется, но отвечает:
– Как‑то странно. Как в космосе.
– Я не был в космосе. Не грустишь, но тревога есть? – помогает ей с ответами Саша.
– Да, точно.
– Хочется чего‑то мягкого, теплого, домашнего? Хочется плакать? Не хочешь видеть посторонних? – продолжает он.
– Про мягкое и теплое – верно, плакать… – она задумывается, вспоминая день, – временами. Тебя я очень рада видеть, но больше никого.
– Тебе Марина Генриховна передала вещи. Она хочет на тебя посмотреть, узнать, как ты дошла до жизни такой.
Александр уже знает ответ Венеры, но ему важно, чтобы именно она сказала, что не хочет видеть тетку, тогда его совесть будет чиста.
– Не‑не‑не, ее тут только не хватало!
– Почти так я ей и сказал, – он подмигивает подруге. – Давай, корми меня скорее. Да! Я принес тебе лекарства, как обещал.
Переодевшись, Паршин идет на кухню, где Венера уже накрывает на стол. Она ставит перед ним тарелку с каким‑то красным супом.
– Что это? – с разочарованием спрашивает Саша.
– Это что‑то вроде солянки. Ешь, не бойся, я сама рецепт придумала утром.
Осторожно попробовав неизвестное блюдо без названия, которое все же оказалось неплохим на вкус, он произносит:
– Приятно узнать, что ты умеешь готовить. Тот, кто на тебе женится, будет все же не так несчастен, как я думал раньше.
– Нет‑нет, – Лерснер, шутя, опровергает догадку друга, – я превращу жизнь презренного в настоящий ад!
– Кто бы сомневался, ты же суккуб[1], – усмехается он.
– Сам ты инкуб[2]!
– А я и не отрицаю, – не обижаясь, довольно и, даже с гордостью, произносит Саша.
– Самовлюбленный инкуб, если быть точнее, – подмигивает она ему в ответ.
Паршин, после ее слов, откидывается на спинку своего стула и бегло осматривает себя.
– Так ведь есть во что влюбиться! Не правда ли?! – Он нежно берет руку девушки и, заглянув в глаза, начинает гладить тыльную сторону ее ладони.
– Маньяк! – Смеясь, она выдергивает свою ладонь из его рук.
Между тем, обед закончен, посуда совместными усилиями помыта, и друзья перемещаются в комнату. Как бы хорошо не было Лерснер у друга, она все равно не может поверить, что ее общество так же приятно Паршину, как и ей – его. Мысль о том, что она является обузой, терзает девушку с утра.
– Саш, мне кажется, что я тебе мешаю. Все‑таки ты привык жить один, – говорит она, чувствуя надвигающуюся печаль.
– Что ты?! Мне так одиноко после гибели хомячка, – шутит доктор в ответ, игнорируя ее грустный тон.
– А от чего… Вернее, так: чем ты его заморил?
– Ничем. Он прожил насыщенную, счастливую жизнь и умер в глубокой хомячьей старости.
Паршин облокачивается на спинку дивана и закрывает глаза – это его любимый и самый быстрый способ расслабиться после напряженной работы. Девушка, ссутулившись, присаживается рядом.
– Через час я дам тебе лекарства, – не открывая глаз, сообщает он. – Они не сильные, но все‑таки нужны тебе. Главное…
– Саш, послушай! – эмоционально перебивает его подруга. – Я сегодня вспомнила, что Страус говорил, что та коза про меня спрашивала, а он ей сказал, что я тоже умерла при обвале!
– Ты бредишь? – взглянув на нее лениво приоткрытым глазом, спрашивает он.
– Муж моей двоюродной сестры, Дени Штраус, работает в тамошней полиции – типичный мент, но неплохой человек. Он мне вчера звонил при тебе и сказал, что женщина, которая за мной следила, спрашивала у него обо мне, и он сказал ей, что я тоже погибла при обвале вместе с остальной группой.
– Зачем?
– Чтобы отстала, наверное. – Воспоминания о звонке Штрауса повлекли за собой воспоминания и о звонке Марка. Слезы тут же хлынули из ее глаз и ей почему‑то захотелось во что бы то ни стало оправдаться: – А Марк, он же не прав… Я же не виновата…
Саша крепко обнимает подругу и целует ее голову.
– Верочка, успокойся, моя хорошая, он больше никогда тебя не обидит, его больше нет, – не сдержавшись, бросает он.
– Почему? – удивляется девушка, не понимая сразу, что тот имеет в виду.
– А что ты думаешь, я только трепаться могу?! Или это нормально, что тебя каждый выродок может унижать?! Между прочим, если с тобой что‑то случится – спросят с меня! – раздраженно отвечает он, выпуская ее из объятий и снова откидываясь на спинку дивана.
– Что ты сделал? Но ты же не мог?.. Вот для чего ты просил его фото?!
Александр нервно вздыхает, в мыслях ругая себя за то, что не смог держать язык за зубами.
– Вера, я много чего могу! Да, вот такой я плохой! Ты бы видела себя вчера!
– Мне просто страшно. Не оставляй меня.
Паршин приобнимает ее одной рукой и прижимает к себе.
– Саня, не обижайся, – продолжает она. – Просто для меня как‑то многовато шокирующих новостей. Я вообще хотела сказать о другом: если в «Седьмой Атлантиде» считают, что я умерла, то значит они больше для меня не опасны?
[1] Демон в женском обличье, соблазняющий мужчин и забирающий их жизненную силу.
[2] Демон‑мужчина, соблазняющий женщин.
