Сокровища замка Руппин. Приключенческий роман
– А ты откуда знаешь? – удивился Серёжа, – На нём что, написано?
– В точку попал, – иронично заметил Вовка, – Вот, смотри сам. Рукоятка посередине украшена сере́бряным орлом с распростёртыми крыльями, который держит в когтях венок со свастикой. Это был государственный герб Гитлеровской Германии. Сделана рукоять из эбе́нового30 дерева.
– А почему она чёрная?
– Это цвет формы СС. А вот и эмблема эсэсовцев, – Вовка указал на верхнюю часть рукоятки кинжала. – Видишь, повыше орла здесь вставка в виде серебряного кружочка, в центре которого выбиты чёрные ру́ны – «Зиг», что означает «Победа». Ру́ны – это угловатые буквы алфави́та древних германцев, предков нынешних англичан, голландцев, немцев, норвежцев и шведов. Они в виде двух вертикальных «молний» стилизованно изображают латинские буквы «SS». Такая эмблема была у эсэсовцев везде: на петлицах их мундиров, пе́рстнях, знамёнах, в наградах, на зданиях, танках и машинах.
И ещё, Серёга, глянь на лезвие кинжала. Здесь готическим шри́фтом вытравлен девиз войск СС: «Meine Ehre heißt Treue» («Честь моя – Верность»). Эмблема СС есть и на каске с правой стороны – две чёрные руны – «Молнии» в серебряном треугольном щите.
– Каска тоже чёрная! Она что, для похоронных процессий?
– Да нет. Чёрного цвета каски эсэ́сманы надевали для парадных маршей.
– Ну, ты даёшь, профессор! – улыбнулся Серёжа. – И кто же тебя просветил?
– Папа мне рассказывал. Он бил этих гадов на Курско‑Орловской дуге, а потом в Курля́ндии, и знает об эсэсовцах всё… Ну а буквы «SS» – это сокращение названия «Schutzstaffeln» – «Охранные отряды». Со́здали их в 1933 году для личной охраны Гитлера. Но потом они разрослись и стали уже «Войсками СС» («Waffen SS»). Подчинялись лично Гитлеру и Рейхсфю́реру Гиммлеру. Эсэсовцы не только воевали на фронтах, но и служили комендантами, охранниками и палачами в концлагерях, где зверски замучили и убили миллионы людей…
– Солдаты Ве́рмахта31 тоже не отставали от СС. Они творили чудовищные преступления везде, где побывали, будь это расстрелы в Бабьем Яру под Киевом, или в Ба́геровском рву возле Ке́рчи. – Серёжа пнул ногой каску. – От нашей Родины к Европе за ними тянется кровавый след…
Друзья вдруг замолчали. В наступившей тишине слышалось только пение птиц, периодически заглушаемое гулом самолётов на аэродроме.
– Помнишь, мы всей школой ездили на экскурсию в самый крупный в Европе женский концлагерь «Ра́венсбрю́к» под Фю́рстенбе́ргом? – тихо сказал Серёжа.
– Да, такое не забывается… – Вовка нахмурился, а потом добавил: – Как только не измывались эти садистки‑эсэсовки над женщинами и детьми, а потом приказали отравить их газом «Циклон‑Б» и сжечь в крематории, многих живьём. Вроде бы и сами были женщинами…
– Зверюги они и убийцы, а не женщины! – перебил Вовку Серёжа. – В Равенсбрюке эсэсовки уничтожили почти сто тысяч женщин и их детей. И не было у них ни сердца, ни души, ни, тем более, чести. Была лишь верность своему бесноватому фюреру, считавшему немцев «Übermenschen» – «сверхчеловеками», а остальные народы «Untermenschen» – «недочеловеками», которых надо полностью уничтожить!.. А честь у этих изуверов превратилась в девиз эсэсовцев: «Meine Ehre heißt Treue». Жаль, что не все палачи получили по заслугам…
– Но наши с тобой отцы и их боевые товарищи врезали им хорошо! – добавил Серёжа, – Да так, что те, кто уцелели, наложи́ли в штаны и до сих пор трясутся и выбрасывают всё, что может указать на их фашистское прошлое. Хотя кое‑кто из них затаился, надеясь создать уже четвёртый рейх и взять реванш. Только вряд ли это у них получится… – Сергей вздохнул и, указав рукой на находки, спросил:
– А с этим что будем делать?
– Компас и наушники возьми себе, – отозвался Вовка, – они в рабочем состоянии и в прочном корпусе из бакели́та32, и тебе пригодятся. А кинжал я подарю Толмачу. Он сделает из него нож, с которым будет разделывать добычу на охоте. Вот только герб, эсэсовскую эмблему и девиз надо обязательно стереть, чтобы ничто не напоминало о фашистах. Ну, а каску оставим здесь. Нам она ни к чему…
…День незаметно подошёл к полу́дню. Задул прохладный ветер и серые тучи вдруг затянули осеннее небо сплошной пеленой, свозь которую солнечные лучи едва пробивались к нача́вшей остывать земле. Друзьям стало ясно, что скоро польёт дождь, и они, прихватив рюкзаки, пошли быстрым шагом домой.
Глава 4. Завещание Ви́хманна I, графа фон Ли́ндов‑Руппи́н
Замок Руппи́н, полуостров А́мтсве́рдер, земля Бранденбург, Германия, 28 февраля 1524 года
Третьи сутки над замком Руппи́н и селением Альт Руппин, где он стоял, бушевала метель. Порывистый ветер швырял крупные снежинки в окна, затянутые цветными стёклами витражей, громко и протяжно завывал в трубе большого ками́на в спальне Ви́хманна I, графа фон Ли́ндов‑Руппи́н. Граф лежал на широкой кровати, укутанный со всех сторон пуховыми одеялами, несмотря на то, что в опочивальне было жарко натоплено. Его голова покоилась на высоких подушках, тёмно‑русые волосы разметались по плечам. Он только что выпил очередную порцию глинтве́йна33 из итальянского вина с мёдом и теперь тяжело дышал, переводя дух. Щёки графа горели нездоровым румянцем, светло‑синие глаза глубоко ввалились в глазницы и глядели оттуда сквозь чёрные круги опухших век на стоявших перед кроватью родственников. Бабушка – вдовствующая графиня Анна Якоби́на фон Што́льберг‑Ве́рнигеро́де; старшая сёстра, графиня Анна и её муж, барон фон Геро́льдзек; младшая сестра, графиня Аполло́ния, с ужасом смотрели красными от слёз глазами на обезображенное оспой лицо Вихманна. Они не могли поверить, что ещё четыре дня назад он был совершенно здоров, полон сил и, сидя на лошади во время охоты, с аза́ртом преследовал на полном скаку резвого оленя.
Этот двадцатиоднолетний красавец был большим любителем женщин, романы с которыми, впрочем, были недолгими, хотя каждую из них он, страстно любя, всегда щедро одаривал драгоценностями, разбираться в которых его научила бабушка, Анна Якоби́на, графиня фон Што́льберг‑Ве́рнигеро́де.
В четыре года Вихманн потерял обоих родителей. Его мать – Маргарета фон Хо́эншта́йн, графиня фон Ли́ндов‑Руппин и фон Ма́нсфельд, была первой красавицей Бранденбурга. От неё Вихманн унаследовал не только внешность, очаровывавшую женский пол, но и гибкость ума, поэтому к семнадцати годам (как отмечали многочисленные родственники и друзья) он обладал «мудростью старика». Отец же его, Йоахим I, граф фон Линдов‑Руппин из дома Што́йсслинген, оставил по смерти солидный капитал, обеспечивший сыну и его ближайшему окружению достойное содержание и позволивший бабушке, которая неустанно занималась воспитанием любимого внука, нанять хороших учителей. Будучи способным учеником, Вихманн в совершенстве овладел английским, итальянским, французским языками и имел глубокие познания по арифметике и геометрии, астрономиии и географии. Ну а бабушка, хорошо разбиравшаяся в светском и дворцовом этикете, помогла юноше постичь его тонкости.