Солнце Запада

Волнение ее родных и близких можно было понять. Но в этот момент их навязчивая забота только раздражала ее. Чтобы немного успокоиться, она подошла к зеркалу и принялась поправлять прическу и макияж, какой‑то задней мыслью понимая, что все еще привлекательна, и той же мыслью чувствуя волну возбуждения от близости по‑настоящему любимого человека. Сейчас утренние мысли и переживания казались не просто незначительными, они были для нее смешны.

– А вот и я! – улыбнулась она, вернувшись на кухню. – Сережа, ну что же ты?! Ты к еде не притронулся. – Она обняла его и уткнулась в волосы. – Господи, от тебя и пахнет как прежде… Любимый ты мой, ну не пугай ты меня… Скажи хоть слово, хотя бы одно знакомое слово… Ты такую страшную игру придумал себе…

– Все очень вкусно, – негромко произнес Плетнев. – Но я на самом деле не голоден. И я не хочу стеснять вас.

– Милый ты мой. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя? Нет, этот путь мы пройдем вместе. Я покажу тебя лучшим врачам! Ведь мы так любили друг друга. Ты не помнишь, но нам завидовали. Как нам завидовали другие!.. Сереженька, когда ты пропал, жизнь моя опустела и только тогда я поняла, как трудно найти родного человека. И то, что я чувствую сейчас, не описать никакими словами!.. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя?.. Отпущу, чтобы снова оказаться одной… – в ее глазах блеснули слезы.

– Но я не тот, кого вы искали, – покачал головой Плетнев. – Я знаю, что я не тот, – перед его глазами стремительной лентой пронеслись воспоминания последних месяцев. – И я вас не помню… совсем…

Настя медленно выпустила его из объятия и вернулась на свое место. Какое‑то время они молча сидели друг против друга. Настя смотрела на Плетнева, а тот сидел, опустив голову. И в эту минуту Настя испытывала какое‑то странное чувство, словно находится во сне, вместе с тем понимая, что это все же не сон, а видения какой‑то другой, параллельной жизни.

– Иногда мне кажется, что я вижу себя во сне, – сказала она, следуя за этим чувством. – Иногда мне кажется, что я до сих пор глупая двенадцатилетняя девчонка, которая зимним вечером заперлась в ванной, чтобы наворожить себе детей и мужа. В тот вечер я что‑то увидела в зеркале и до сих пор смотрю в него и вижу эту жизнь. Помнишь, я рассказывала тебе, как мы с девчонками гадали?

– Нет, я не помню, – Плетнев поднял на нее взгляд.

– Господи, Сережа! – голос у Насти сорвался. – Зачем ты мучаешь меня?! Ты же все помнишь, я вижу это по твоим глазам… Зачем все это?! Зачем?.. – И уже не сдерживаясь, разрыдалась.

Она плакала, уткнувшись лицом в скатерть, а Плетнев смирно сидел напротив нее, чувствуя лишь неловкость и смущение.

Успокоилась Настя так же внезапно, как и разрыдалась. Посмотрела на него и взяла за руку:

– Позавтракаем позже. Ты ведь все равно не ешь. Идем, Сережа.

И он покорно сжал ее руку, и так, взявшись за руки, они вышли с кухни.

– Когда ты пропал, я сделала в квартире ремонт. Но картины остались те же. Помнишь… – Она осеклась, зная, что он снова начнет говорить, что не помнит ничего. – Эти картины мы с тобой выбирали. Ты так любил смотреть на них. Стоял в коридоре, курил и смотрел то на одну, то на другую.

Они какое‑то время стояли возле картин в дорогих рамах. И Настя все время ждала, что Сережа улыбнется с облегчением и скажет: «А я вспомнил! Ты знаешь, я вспомнил этот пейзаж! Эту картину я купил тебе в подарок на День святого Валентина!» – и она тоже вздохнет с облегчением, услышав это.

Но он молчал и смотрел то на одну картину, то на другую, почти так же, как делал это раньше. Но точно так же сейчас он смотрел на весь остальной мир: переводил взгляд с одного предмета на другой, так и не осознав до конца, кто он и где находится.

– Хорошо, хорошо, идем, – произнесла она, не дождавшись от него ни слова в ответ.

Они прошли в гостиную. Настя усадила Плетнева на диван, а сама взяла с книжной полки несколько больших фотоальбомов.

– Посмотри, здесь наши фотографии. Из всех поездок, год за годом! – Она села рядом с ним и открыла первый альбом. – Это мы с тобой через неделю после того, как познакомились. Это ты, Сережа, ты! Узнаешь себя?

– Да, это я, – кивнул Плетнев.

– Ты знаешь, когда это было?

– Нет, я не помню.

– Шесть лет назад, Сережа. Шесть лет прошло, а я помню этот день, словно только вчера мы стояли с тобой возле этого фонтана. И дня не было, чтобы я не вспомнила о нас с тобой… А это наша дочь, Дашенька… Посмотри, Сережа, как она похожа на тебя. Посмотри, у нее такие же русые волосы и глаза твои – серые. А когда она сердится, они становятся стального цвета. Как у тебя. И характер твой, она спокойная, но в обиду себя не даст. Это наша с тобой дочь, Сережа. Скоро ты встретишься с ней… Ты не видел ее два года. Она теперь подросла. И она тоже не помнит тебя. И наверно, вы поладите друг с другом…

Но Плетнев смотрел на фотографию ребенка точно так же, как до того смотрел на картины. Тогда Настя резко взяла его за руку и прижала ее к своей груди.

– А это ты помнишь, Сережа? – Ее рука уверенно скользнула под его одежду. – Я знаю, это ты должен вспомнить, – шептала она, пытаясь возбудить его. – Мы оба должны вспомнить это, Сережа. Миленький ты мой, как же я по тебе скучала. – Настя повалила его на диван и крепко поцеловала в губы. Только на мгновение она замерла, увидев его глаза, увидев его покорный взгляд. – Нет, ты у меня придешь в себя! – У нее вдруг возникло непреодолимое желание привести его в чувство пощечиной. Но вместо этого она еще раз, но только уже осторожно и с нежностью поцеловала его в губы.

 

А Саша Колосов в это время сидел у себя на кухне. Сидел в башмаках и верхней одежде. У него не было ни сил, ни желания раздеться и разуться. На столе стояла початая бутылка текилы и вместительный бокал, на дне которого маслянисто блестело спиртное.

Он долил бокал до половины и залпом осушил его. Отер слезу, выбитую из глаза крепким напитком, и прошептал:

– Что ж теперь?..

Это была его первая фраза после звонка Насте.

Спустя четверть часа он снова выпил и пробормотал:

– Не убивать же мне его…

И опять замолчал.

И наверняка это продолжалось бы до позднего вечера, потому что выпивки в его баре было достаточно. Но в два часа пополудни мобильник в его кармане загудел.

– Колосов слушает, – произнес он в трубку, даже не вспомнив о том, что договаривался с Харапцевым именно на это время.

– Саша, у вас ничего не изменилось? – спросил тот.

– У меня все в порядке, я приеду, – отозвался Колосов.

– Хорошо, я встречу вас на въезде в город, – сказал Харапцев.