Спас на крови

В конце рабочей недели, меня в срочном порядке вызвали в Зимний дворец, на ковёр. Тут даже не нужно быть «суперинтеллектуалом», чтобы понять… все обиженные мной «черти» в больших погонах, с отбитыми почками и печенью, собрали консилиум и ринулись к царю с массовыми жалобами на меня и мой комитет. Уж простите, не знаю, что они там наплели Николаю второму, но тот решил, видать, устроить мне прилюдный разнос за превышение полномочий и нарушение каких‑то там ИХ правил и порядков. Сказать, что мне плевать на эти правила…? Конечно плевать! Клал я на них с присядкой! Но вот на Императора мне не плевать. Жаль мне его и Лёшку жаль, и девчонок его жаль. Симпатичные «девахи» и «талановитые», и умом не обделённые. Я встречался с ними и разговаривал, и уже тогда, в новом, одна тысяча девятьсот пятнадцатом году они знали, чувствовали и понимали, что родители их тянут на голгофу. А знаете, что самое странное и страшное?! Они готовы были к смерти, уже тогда, за три года до реальных событий они знали, что умрут, о чём собственно и писали в своих дневниках.

Лежа на больничной койке, месяц назад, я представил в голове картину, как представитель ЧК, после казни семейства Романовых, взял дневники девчат, прочитал, подивился такой прозорливости и предвидению, всплакнул, омывая слезами ушедших, безгрешных девиц и швырнул пачку их дневников в огонь камина, который он топил найденными на полках церковными книгами. Не бойтесь девочки, Бог даст мы всех их найдем и покараем. От наших рук никто не уйдет без должной награды. «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы. Мой друг, Отчизне посвятим, души прекрасные порывы»!

Звук моих шагов эхом разносился по длинным коридорам и анфиладам. Я шёл, как на параде, а лакеи, завидев меня в четыре руки растворяли огромные двустворчатые двери залов. Дойдя до нужных покоев, двери в очередной раз распахнулись, и я войдя встал по стойке «смирно», приложив ладонь к срезу фуражки, доложился: – Товарищ, Верховный главнокомандующий! Капитан Романов прибыл по вашему распоряжению! – Царь, молча смотрел на меня, замерев, а вокруг него стояла на столько огромная свора, что я понял, что сейчас меня будут рвать на части.

– Вольно, капитан, проходите. – Я прошёл в центр зала, понимая, что у присутствующих ко мне есть некоторые вопросы. Ну ОК, пусть задают. «Ща мля» всем им отвечу, да так, что запомнят на долго! Дождавшись пока я войду в импровизированный круг, Николай продолжил: – Мне, давеча, поступили множественные жалобы на ваше недостойное поведение. Изложите пожалуйста ваши пояснения по данному поводу. – и он выжидательно посмотрел на меня.

– Я бы хотел попросить самих жалующихся огласить свои вопросы и претензии на действия Комитета Государственной Безопасности. – Присутствующие нерешительно переглянулись, и никто не отважился выйти вперёд и начать свои обвинительные речи. – Ну что же, господа, смелее. Или мне нужно самому выбрать с кого начать? – бросил я с лёгким налётом ехидности. Толпа забурлила и исторгла из своих недр полковника, того самого, что являлся комендантом Петропавловской крепости. Вышел он гордо и став картинно, надменно начал:

– Я хотел бы поинтересоваться у господина капитана, который называет тут всех «товарищами». По какому, такому праву вы учиняете самосуд в вверенной мне крепости и распоряжаетесь моими людьми, перекрывая проход во время проведенных так сказать, вами пыток!? Это, что еще за средневековость! Ваше поведение – просто возмутительно и недостойно офицерского звания!

– Отвечаю, уважаемому господину полковнику. Начнем с того, что задержанный, был лично мной обезврежен во время своего кровавого нападения на картеж, в котором, кстати говоря, ехал и ваш покорный слуга. Так вот… Террорист‑бомбист был мною оставлен в живых, во время своей акции, только с целью получения сведений о лицах помогающим ему в подготовке и реализации покушения. То есть, убить я его мог еще тогда, но важны были сведения, и я их получил теми методами, которые могли обеспечить максимальную правдивость и откровенность объекта. Далее… Получив необходимые сведения, я закончил мероприятие по ликвидации возникшей угрозы нашему Императору и Вседержителю, царю Николаю второму. Так, как полученные сведения были очень важны, и любая минута промедления неизменно привела бы к побегу соучастников, то мной, как главой Комитета Государственной Безопасности было принято решение о привлечении сил прочих силовых ведомств, а в частности управления жандармов и полиции. Мои полномочия достаточны, чтобы привлекать силы со стороны, но когда главы ведомств начали чинить препятствия… то и вышло то, что вышло. Кстати говоря, господин полковник, вам необязательно было ждать два месяца, пока я валяюсь в госпитале, чтобы учинить дознание, а если вы не способны провести дознание задержанных и защитить Императора, то на кой хрен вас вообще держат в крепости? Да и вообще, зачем нужны крепости, если любой романтик‑недоучка может её обойти и взорвать императора российского по среди города?! Не находите?! В чём ваш практический смысл? Такие же вопросы, пользуясь случаем, могу задать начальнику жандармского и полицейского управления. Писать бумажки и отчету, и я могу, а вот реально защитить главу государства, что‑то как‑то желающих не наблюдается. Почему так? У вас какие зарплаты господа? И почему вас до сих пор не сняли со своих должностей, учитывая, что вы допустили проход террориста с выходом на боевую позицию?! И ещё… Кто тот дебил, который советует главе государства, во время войны ехать на службу в церковь в открытом экипаже? Он точно находится на своем месте? – что тут началось! Крики, вопли, ругань. Кто‑то вызывал меня на дуэль, кто‑то обещал начистить мне морду прямо тут. Я смотрел на окружающий меня бедлам и внимательно смотрел, кто первый нарушит статус‑кво при царственной особе и выкажет неповиновение. Орали и взымались на дыбы они долго, минут, наверное, пятнадцать. Странное дело, но никто не вошёл ко мне в круг и не попытался делом оспорить мои слова. Только размытые фразы и гул общего возмущения и никакой конкретики. Ну ладно, орут, ну и пусть орут. Наорутся надеюсь, да успокоятся. Самое интересное, это то, что Николай второй делал вид, что его вообще это всё не касается.

Бедлам творился минут пятнадцать. Шум стоял ужасный. Когда же страсти улеглись, ко мне обратился Император: – Господин капитан, на сколько ваши необдуманные действия оправданны?

– На все сто процентов! Я уже упоминал, что за два месяца дознание фактически не велось. За одну неделю, мы сделали по вопросам безопасности больше, чем за прошедшие месяцы. Было задержано двадцать шесть революционеров‑бомбистов и около ста тринадцати пособников. Если всех эти реакционеров не урезонить, то убив всех мало‑мальски адекватных управленцев в империи они за очень короткий период запустят цепную реакцию развала вашей страны. Вы все, господа весите на краю пропасти и готовы заклевать любого, кто вам скажет правду в глаза. Еще претензии ко мне есть? – Справа стоящий от императора генерал, сотрясая своими «брылями» заголосил:

– Какое право вы имели вламываться в мое ведомство и учинять там самоуправство! Щенок! – Я быстро приблизился к генералу и сунул под нос ему свое удостоверение и нагло сказал:

– Комитет, Государственной, Безопасности… Что тут не ясно?! Я отвечаю и за вашу безопасность тоже, если вы утратили чувство самосохранения, то я пробужу его в вас! Революционеры проникли во все ваши структуры и чуть ли на голове у вас не танцуют… А вы, даже в ус не дуете, пребывая в клубах никотинового дыма! – Я повернулся к императору российскому и просто спросил:

– Николай Александрович разрешите идти? Я не в силах смотреть на этот исторический шлак! – тот только кивнул в знак согласия, потому что видать и сам не знал, что делать с этой толпой «пропойцев», старых блудников и пожирателей государственного бюджета.

Не то, чтобы я был сильно обижен или оскорблен, но вернувшись в свою берлогу я затащил Аннушку в ванную комнату, и мы просто придавались похоти больше часа. Таким образом, я снимал с себя накопленный негатив и конвертировал загубленный день в нечто удобоваримое. Мне понравилось, а Аннушке судя по её крикам и стонам, тоже.