Спас на крови

Потом была суета. Лекари, гувернантки, бегающие туда‑сюда слуги. Весь этот переполох в курятнике я доблестно пережил читая, сидя с книгой в руках, в кресле у распахнутой шторы. Света для чтения мне хватало, а «лекарить» чувственных дам я не умел. Так что увольте. Николай второй стоял возле меня и тоже молча наблюдал за суетой. Затем всех привели в чувство и лишних выдворили за порог. Маме царя, кажется её звали Мария Федоровна, принесли кружку пышущую паром с каким‑то отваром, а жена царя, вроде бы муж её называл – Алекс, сидела подняв глаза к небу и подносила к носу какое‑то нюхательное лекарство, надеюсь не кокаин.

Когда всё успокоилось Николай обратился ко мне: – Капитан, вы можете показать дамам то что показывали мне?

– А они выдержат?

– А сие важно, учитывая, что всех нас ждёт? – ответил он вопросом на вопрос. Казалось присутствующие не обращали никакого внимания на то, что я не величал их должным образом обращаясь к хозяевам земли русской. Ну не тыкают пальцем в глаз – уже хорошо. А то мы как‑то не привыкшие к такому.

Я вытащил из внутреннего кармана офицерского кителя смартфон и изобразил грустную мордочку, так как заряда батарей оставалось на пару минут, чего явно недостаточно для включения видео. – К сожалению батарея на нуле. Нужен либо электрик с трансформатором на двенадцать вольт, а проще всего принести аккумулятор с клеммами. – Николай приоткрыл дверь, отдал распоряжение и через, минут десять, двое дюжих солдат втащили и поставили на стол батарею весьма древнего вида с прикрепленными сверху клеммами и медными проводами внушительного вида. Мне понадобилось какое‑то время, на то чтобы отсоединить разряженный аккумулятор и присоединить к контактам пару тоненьких проводов, отмотанных от толстенных плетений. Телефон тут же ожил и запросил базовый пароль, а после запуска системы начал сверять отпечаток пальца. Затем я выбрал файл и его «стартанул». Так как мне не говорили с какого места показывать, то я запустил с самого начала и когда фильм начался, облокотил аппарат о декоративный самовар стоящий тут же и ушел в дальний конец, чтоб не слышать охов и вздохом. Поднадоело мне всё это.

Три пары глаз неотрывно смотрели в экран, где показывали всю хронику событий, ведущую империю к полному краху и разгрому. Примечательно, что из присутствующих только из глаз Николая капали слезы на мундир. К моему изумлению обе женщины стойко досмотрели весь фильм до конца, только синхронно вздрогнули всем телом под дружные залпы расстрельной команды большевиков. Поразил момент, когда царица увидела икону в руках Николая на экране, которой тот пытался отгородиться от летящих в него пуль. Она вначале посмотрела на Николая, а потом, неверяще, дрожащей рукой показала в угол комнаты, где висела точно такая же икона. Так‑с я кажется устал от совпадений. Где тут выход?

Когда фильм закончился и по экрану поползли титры. Обе женщины синхронно повернулись ко мне и спросили: – Это правда? – Я задумался на пару мгновений, а затем выдал:

– Для нашего мира, правда, а для вашего – нет, так как увиденное еще не случилось.

– И что же нам делать?! – спросила Мария Федоровна. Собирая на место смартфон, я удивленно поднял брови и произнес с полным обалдением:

– А мне откуда знать? Я же не пророк!

– Ну вы же пришли с Неба?

– С какого еще неба?! Вы, что тут с ума посходили? Я пришёл с войны. Там я умер и появился тут, каким‑то странным образом. Так что извините. Не ко мне вопрос. Я переводчик и в вопросах большой политики не хрена не смыслю. Можно я пойду, а?

 

Глава 3

 

Однообразные дни сменялись днями и это угнетало. По утрам я выходил на помывку, молитву и зарядку. Местные обитатели разве, что только пальцем у виска не крутили, видя моё поднятие рук на мусульманский манер. Мне так молиться было удобно и всё тут. Ещё с большим удивлением они наблюдали за зарядкой и занятиями рукопашным боем. Для этого я привлекал казаков, которые к моему великому счастью всегда были рядом. Валяли мы друг друга по земле знатно! Для этого я выпросил у местного мажордома комплект формы рядового солдата для полевых занятий иначе неминуемо изгваздал бы свою единственную одежду в траве и земле, а учитывая, что я – «бомж», это не есть «гуд».

Тренировки с казаками мне нравились. Я им показывал «фишки» из джиу‑джитсы, айкидо и дзюдо, а они мне редкостные родовые ухватки их дедов, передаваемые от отца к сыну. Увидев, что я щедро делюсь своими приёмами, при чём дельными, а не танцевальными па, они тоже не скупились и открывали душу перед странным незнакомцем. Называли меня «господин капитан», на «вы» с приставкой «ваше благородие». Однажды я остановил такого «назывателя» и задал ему вопрос:

– Служивый, ты, когда Богу молишься, как говоришь, «да святится имя Твоё» или «да святиться имя Ваше»? – Тот завис на секунду, затем ответил:

– Да святится имя Твоё, конечно же!

– Вот! – Назидательно поднял я палец. – Значит Бога ты называешь на «ты», а меня на – «вы», стало быть ставишь меня выше Бога? – Когда я отходил от него, пряча подленькую улыбку, тот стоял, замерев с открытым от «охренения» ртом и ошарашенно таращился мне в спину. Круто я вогнал стилет в его мировоззрение? Гы‑гы‑гы! В душе я был на седьмом небе от своей выходки, и тут же корил себя. «Э‑эх Коля, Коля. Как же тебе не стыдно играть в свои подлые игры с богобоязненными вояками. Они же за Веру, Царя и Отечество, а ты им мозг взрываешь своими тупыми шутками. Ай‑яй‑яй! И как же тебе не стыдно?» И тут же начал себя оправдывать: «Блин», ну не люблю я, когда меня на «вы» называют. Прям, коробит всего. Нужно отучать парней гнуть спины передо мной и величать меня благородием. Моя мать – швея, а отец – офицер советской армии, хоть и не родной, в армии рабочих и крестьян никаких «благородий» не было. Так что «нет» и всё, тут, а до кого не дойдёт с первого замечания, буду учить подзатыльниками. Вон, тут и без меня полно вокруг «благородий». Вот к ним пускай и лезут со своим сленгом, а ко мне «нехрен»!

В свободное время я зависал в библиотеке. Благо, что она у них «офигенно‑большая». Я читал и читал, а иногда заходил Николай, тот который – император, не здороваясь, молча садился у двери на софу, и мы оба подолгу молчали. Он – думая, а я, читая какой‑нибудь французский роман. Обычно, погруженный в картины сюжета книги я не замечал, как император уходил, опять же молча, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он не требовал преклонения перед своей светлейшей особой, и я за это был ему благодарен. Всё‑таки разница времён и разница воспитания сказывалась.