Стальной цветок долины

– Идём! – визгливый женский голос прервал маленькую девочку, разрушая тишину и долгожданное умиротворение.

– Похоже, это за мной, – хмыкнула я, поднимаясь, и поправила на себе кусок ткани, в которую меня укутали после мойки, – Бута, приятно было познакомиться.

Меня привели в большое по меркам тех, что я уже увидела, помещение, стены и пол которого были обиты и выложены пушистыми коврами так, что даже крохотного кусочка камня не было видно. Горы подушек вдоль стен были разложены в странном порядке, на них и разместились полулёжа Мерген, Ильшат и ещё одни незнакомый мужчина, который, стоило мне войти, уставился пронизывающим взглядом, от которого по моей спине пробежал неприятный холодок.

– Как? – довольно улыбнулся Мерген, заметив во взгляде мужчины удовлетворение.

– Тридцать.

– За прекрасный цветок? Сто.

– Это ещё колючка пустыни, а не цветок – сорок.

За дальнейшим торгом я уже не следила, с брезгливостью смотрела на трёх мужчин, лежавших на подушках, потягивающих что‑то из кубков, и понимала, что лучше смерть, чем такая жизнь.

Только спустя час, когда ноги уже не держали, мужчины наконец сторговались. За сколько меня продали, я не знала, да было и неинтересно. Какая разница, всё равно я или сбегу, или… лучше пока не думать об этом.

 

Незнакомец, на удивление шустро для своей комплекции вскочив с подушек, взял меня за руку и вывел на улицу, где нас уже поджидали носилки, крытые тканью для защиты от солнца.

– Мне сказали, что ты знаешь наш язык, – тихо, но требовательно произнёс мужчина, сжав пальцами подбородок, повернул мою голову к себе и внимательно осмотрел, – скажи.

– Пошёл ты!

– Строптивая, – довольно рассмеялся мужчина, приказав рабам двигаться.

 

Глава 14

 

 

– Ильшат говорил, привёз тебя издалека, – продолжил беседу мужчина, – говорил, там все девушки такие, но ты особенная.

– Не все, – спешно ответила, опасаясь, как бы в Ручейки опять не наведались за новыми гуриями.

– Говорил, язык знаешь… не верил ему, – усмехнулся толстячок, – теперь ему дозволят с наместником встретиться, подарок такой сделал, добился расположения господина.

– Значит, он вёз меня столько времени из‑за благосклонности наместника? Зачем? – не выдержала я, с недоумением взглянув на мужчину.

– Как же, ближе к наместнику и сыто, и богато. Скоро набег, а там можно и место хорошее занять: тем, кто первым в город вступит, всегда больше богатств достаётся.

– Хм… дальновидный, – со злой усмешкой бросила, – А те монеты кому?

– Менгеру, конечно, он же тебя продал, – хмыкнул он, забавляясь моей глупостью.

– Бред какой‑то, – простонала, опрокинув голову к себе на руки.

– Где язык учила? В рабынях ребёнком была? – вдруг требовательно спросил мужчина, больно стиснув мою ладонь.

– Нет! Мама учила, – солгала, выдернув свою руку, я бросила яростный взгляд на сумасшедшего.

– Значит, выкупленная была мать и умная, раз научила высшему знанию свою дочь, готовила тебя, – с удовлетворением протянул он, откинулся спиной на подушку и больше ни слова не произнёс, что несказанно меня радовало.

Добирались до места, казалось, вечно. В закрытых носилках было нестерпимо душно, от толстяка пахло потом, чем‑то кислым и благовониями так, что уже через час у меня разболелась голова. От мерного покачивания тошнило, и чтобы хоть как‑то прийти в себя, я пыталась вслушиваться в шелест волн, но громкий храп спящего мужчины не давал это сделать. Попытка сбежать не удалась, выглянув за палантин, я едва не ткнулась носом в охрану, грозный мужчина в два раза шире и выше Ильшата сопровождал нас и, думается мне, что был не один. Выругавшись про себя, я ещё какое‑то время поглядывала на проплывающие мимо невысокие каменные заборы, зелёные кусты с ярко‑красными цветами, зарослями ежевики и вьющимся виноградом по деревянным жердям. Но похотливый, блуждающий по моему лицу и шее взгляд охраны загнал меня назад в носилки.

– Кхм… прибыли, – прокашлявшись, сообщил проснувшийся толстяк, неведомо как определив сквозь закрытые занавески и продолжающийся медленный ход рабов, что наш выматывающий путь наконец завершился.

Но, действительно, уже через минуту носилки остановились, плавно опустились на землю, и мужчина принялся выбираться из них, судорожно дыша и кряхтя, заваливаясь то в одну, то в другую сторону.

– Идём, я отведу тебя в сераль, там тебя осмотрят, – пробормотал он, дёрнув меня за руку, чуть ли не волоком потащил к зданию.

Каменный дом был непохож на дворец султана, но тем не менее он был большим, светлым, с красивыми фресками над окнами и дверью. Зайдя во внутренний двор, нас сразу окатило прохладой и снова благовониями, которыми, казалось, было пропитано всё вокруг. В небольшом дворике росло много красивых цветов, маленькие кустики, высаженные вдоль забора, радовали взгляд своей сочной зеленью и яркостью бутонов. Мощённый камнем двор был начищен до блеска, в небольших углублениях ещё стояли лужицы, видно, совсем недавно его мыли.

– Калфа Сафие, уведи Акгюль в хамам, – распорядился мужчина, стоило нам войти в небольшое помещение, где царственной особой восседала женщина лет сорока, красивая, но её надменная улыбка портила всё.

– Белый цветок? – переспросила она, изумлённо вздёрнув бровь, – ага Башир, она темна лицом, зачем она здесь, разве у нашего господина мало невольниц?

«Да, да, скажи ему, пусть он меня выгонит» –мысленно обращалась к женщине, надеясь, что мне повезёт.

– Такой нет, – хмуро ответил ага, грозно насупив брови, – и наряд подбери.

– Идём, Акгюль, – приказала калфа Сафие, поднимаясь с подушек, брезгливо меня осмотрев, – не один час придётся убирать растительность с твоего тела.

– Хм…, – промычала, не став ничего комментировать, ощущая наивысшую степень раздражения хмурой тётки. Не стоит нервировать лишний раз эту особу, зная, какими бывают мстительными и жестокими женщины.

Идти пришлось немало, петляя по узким коридорам, не единожды поворачивая то в одну сторону, то в другую, я была уверена, что сама точно не найду обратную дорогу, настолько эти коридоры были похожи.

– Заходи. Хандан! – почти беззвучно позвала калфа, но её услышали. Из одной из многочисленных дверей этого небольшого помещения выскочила девчушка лет пятнадцати и молча склонилась перед нами.