Сумасшедший день

На вопрос на нежных щеках выступил румянец.

– Ко мне иногда только подружки приходят. Жениха нет.

– Спасибо за помощь еще раз.

– Не за что, мне так скучно бывает дома одной над лекциями сидеть. Было приятно с вами поболтать. Надеюсь, вы всех преступников поймаете. Вы точно такое умеете.

Алиса тепло улыбнулась. Мельком бросив взгляд в глубину квартиры, оперативник распрощался и вышел на площадку. Тотчас же приоткрылась дверь напротив и оттуда замахала Нинэль Гавриловна:

– Товарищ оперативник, ну давайте же быстрее, сюда ко мне проходите.

Опер шагнул во вторую квартиру, досадуя на себя, что просто теряет время. Старуха явно ошиблась, Алиса выглядела обычной студенткой, скромной и милой. Юная девушка показалась оперативнику даже немного наивной в своем восхищении его работой. Никаких признаков борделя: светлая квартира, где он успел заметить за приоткрытой дверью не гигантскую кровать для любовных утех, а обычный диван и рабочий стол с компьютером, телевизор на стене. В прихожей три пары обуви, одни туфли действительно на каблуках, объемная дамская сумка, куртка и дубленка. Совсем не похоже на жилье, где проживает куча девиц. Он бывал на задержании в домах, переделанных в бордели. Там в каждой комнате стояла огромная кровать, шкафы ломились от нарядов и вызывающих костюмов для ролевых игр с клиентами. Свечи, плетки, презервативы и множество алкоголя во всех комнатах. Девочки ночью пили и ублажали мужчин, а днем отсыпались, поэтому к моменту появления оперативников в квартире был ужасный бардак из раскиданной одежды и пустых бутылок. Квартира Алисы даже отдаленно не напоминала те жилища. Теперь ему было вдвойне неприятно, что все домыслы старухи оказались напрасными, но по‑прежнему приходилось терять время, чтобы Нинэль не закатила новый скандал. Она сунула ему древнюю потрепанную тетрадь, где крупным почерком была отмечена дата и далее шли записи о передвижениях и событиях в подъезде с указанием номеров квартир. Женщина листала лихорадочно страницы и бубнила:

– Вот смотрите, 20‑го числа рыжая приходила, а 21‑го уже цыганка заявилась, потом три дня тишина, а дальше, вот как к выходным ближе, так они одна за другой. 25‑го блондиночка, 26‑го новенькая явилась, такая, с кудрями, как у негра, первый раз ее видела. Дальше смотрим, 27‑го утром снова блондинка.

Гуров почти не замечал ее бубнежа, прислушиваясь к своим ощущениям. Ему было приятно общение с Алисой и ее восхищенное внимание. Оттого, что девушка была такой скромницей, ее комплименты произвели впечатление искренних. Сложившаяся картинка никак не совпадала с рассказами подозрительной соседки, так что теперь Гуров смотрел с сомнением на все эти записи в тетради: а не бред ли это сумасшедшей и спасать надо бы уже соседей? Мало ли что привидится странной вдове – голоса в голове, инопланетяне ли прикажут убить соседку за выдуманный разврат. Он про себя решил, что завтра же свяжется с местным участковым и обсудит, как бы назначить опеку над женщиной, пока не случилось непоправимой беды. Сейчас пора прощаться, его ждут рабочие дела. Тон у Гурова стал суровым и деловым:

– Хорошо, я данные вашей соседки проверил, все в порядке. В квартире она одна находится, признаков борделя нет. Спасибо за сигнал, но он не подтвердился. К вам еще зайдет участковый для разговора. Это все, что могу для вас сделать.

– Как не подтвердилось?! – возмущенно закудахтала пенсионерка и потрясла толстой тетрадью. – А это что? Вот же все доказательства.

– Доказательства несуществующего преступления. – Лев Иванович умел быть жестким, когда это требовалось. – Я вашу информацию проверил и подтверждений не нашел. Поэтому никаких заявлений принять не могу. Кстати, предупреждаю вас, что за ложный донос существуют уголовная статья и наказание в виде штрафа. Если мы зафиксируем ваше обращение документально, то после проверки участкового суд может счесть ваше заявление именно ложным обвинением соседки в проституции, так как никаких улик противозаконной деятельности нет. Надеюсь, что вы меня поняли.

Старуха задохнулась от возмущения, и одновременно Гуров отчетливо увидел страх в ее мутных от старости глазах. Она молча пихнула дверь, показывая, что больше не желает его видеть. Лев Иванович кивнул в качестве вежливого прощания и перешагнул порог. Спускался он на первый этаж с неприятным ощущением множества взглядов, которые, как тяжелое одеяло, легли на плечи, ему казалось, что вслед смотрят в глазки всех дверей.

Внизу консьержка, очнувшаяся от дремоты, теперь принялась за вязание. Она добродушно кивнула Льву:

– Добрый вечер. В гости приходили в наш дом? Аккуратно, на улице скользко.

– Спасибо, и вам добрый вечер. Да, забегал по жалобе вашей жилички, Бойко Нинэль Гавриловны. Знаете ее?

– Ой, как не знать. – Благодушное настроение работницы мгновенно пропало. – Она уже тут всем плешь проела, как начнет жаловаться, как начнет. И все‑то у нее плохие. Я вот сплю на работе да чаи гоняю, электричество жгу бесплатно. Хотя глаз не сомкнула ни на минутку с самого утра. Чай приходится горячий пить постоянно, потому что зябко на рабочем месте. Уже и жилетку наденешь, и носки, а все равно к вечеру‑то без движения все немеет. Потом домой иду и ног‑рук не чую.

– Вы до скольки здесь работаете? – перевел тему опер.

– С девяти до девяти сижу, пока еще день. Потом кого сторожить? Тут половина квартир старики, как Нинэль, если кто и новенький – так приличный, метры‑то дорогие в центре, пьяницам всяким не по карману.

– Здесь вы правы, – поддакнул ей Лев. – Хотя я видел сейчас молодую девушку в квартире напротив Бойко.

– Алисушку‑то? Ой, она у нас умница. Учится, работает. Такая скромница, всегда здоровается, спросит про здоровье. Мужиков не таскает, не пьет, не курит. Золотая девчонка.

– Да вроде пожаловалась Бойко, что к Алисе подружки какие‑то все ходят разбитные. Может, в тихом омуте черти водятся?

– Да что вы, – замахала руками консьержка и перешла на шепот. – Я вижу, вы человек хороший, так и быть, расскажу. Алисушка маникюр на дому делает, подрабатывает немножко, студентке каждая копеечка важна. Вот и ходят к ней девицы разные ногти делать, может, и бывают такие… разодетые, так деньги у всех одинаковые. Станет носом крутить, без работы останется. Вы уж только нашей грымзе не рассказывайте, она тогда совсем Алисушку замучает, жалобу накатает за незаконную работу на дому. И так каждый день в двери ей колошматит, все ругается, что та каблучками цокает. Ведь мужа сжила со свету, теперь за соседей взялась. То ей младенчик спать мешает, то каблуками цокают, то батареи холодные. Каждый день жалобы пишет. Вот что значит – на старости без деток и внуков остаться, заняться совсем нечем. Я вот, бывало, с работы еще не пришла, уже внучка звонит – баба, купи булочек. А то и Мишеньку, внука, приносят в колясочке, чтобы присмотрела за ним, пока дочка в больницу со старшей побежала.

Пожилая женщина пустилась в рассказы на свою, видимо, любимую тему – дети и внуки. Но времени терять на дальнейшую болтовню Лев Иванович больше не мог, в отделе ждали задержанные и огромное количество работы. Он окончательно убедился, что сегодняшняя визитерша просто оболгала бедную студентку из зависти или просто из‑за склочного характера. Опер шагнул на улицу и вдохнул свежий воздух, стряхнув эту историю, словно снежинку с рукава пальто.

 

* * *