Сводные
Резко обернувшись, обмираю при виде парня в черной маске, который стоит на пороге репетиционного зала возле возмущенного Розенберга:
– Ты вообще кто такой? С какого курса? Первый раз тебя вижу!
Кай не сводит с меня глаз, и я впервые чувствую себя неуютно в таких родных купальнике и лосинах. Он смотрит на меня, будто одежды на мне нет совсем, и ни капли не смущается тем, что рядом стоит Яков, который от вопросов уже перешел к угрозам.
– Не надо охраны, Яков, – отвечаю, скрестив руки на груди. – Это…
Кай смотрит на меня с прищуром, и я понимаю, что под маской он улыбается.
– Это мой сводный брат. Его зовут Кай.
Первый раз дается особенно сложно. Хотя не думаю, что когда‑нибудь привыкну к тому, что мы теперь семья.
Розенберг не замечает моих мучений, а его удивление длится недолго. Он протягивает Каю ладонь, и тот ее пожимает.
– Ну и дела! Яков.
– Кай.
– Юль, а чего не сказала, что у тебя теперь брат есть? Давно вы вместе?
Вместе.
Эта фраза, как локомотив с отказавшими тормозами, что пролетает в каком‑то миллиметре от меня, обдавая жаром и едва не сбивая с ног.
Отворачиваюсь от смеющихся глаз Кая. Тренировка все равно сорвана, так что напяливаю на себя теплый спасительный батник, который скрывает мое тело. Развязав пальцы[1], натягиваю до колен связанные бабушкой яркие гетры и обуваю специальные угги.
Объяснение Кая выходит коротким:
– Родители съехались, а нашего мнения не спросили.
– Как обычно! Маску, кстати, можешь снять, Кай. Толпы тут нет, как и проверяющих. Теперь понятно, почему тебя пропустили в академию. Это Платон за Юлей отправил? Будешь сам ее теперь возить?
– Все верно, – отвечает Кай с довольной улыбкой. – Даже машину свою дал.
Тяжелый и неуправляемый локомотив все‑таки слетает с рельсов. Обрушивается на меня всей своей тяжестью, и я дышу так, как будто в моем теле не осталось ни одой целой кости. Папа не мог так поступить со мной!
– Слушай, – вдруг встревает Розенберг. – А помоги уговорить твою сестренку сходить со мной на свидание?
Довольная улыбка тут же сползает с лица Кая.
Не ожидал, дорогой братец?
– На свидание с кем? Прости, не расслышал.
– Ну как с кем? Конечно, со мной!
Кай кивает с видом оскорбленного дегустатора, которому вместо элитного вина подсунули какую‑то кислятину, и выплевывает второй вопрос:
– А куда?
– Отличный ресторан с видом на крыши Питера.
От упоминания крыш Кая перекосило еще сильнее.
– И когда?
– Завтра. Я даже столик уже заказал на свое имя.
– Столик на двоих?
– Конечно! Зачем нам кто‑то еще?
– А во сколько?
– В девять вечера, живая музыка будет.
– Заманчиво… Но нет, Юля никак не сможет пойти.
– Чего‑о‑о? – у Розенберга аж глаза выпучились. – Это почему?
– Удивлен, что ты не подумал об этом, – с невозмутимым видом отзывается Кай. – Вы ведь оба из этих… Балетных. У нее же прослушивание! Юле никак нельзя нарушать режим, диету, и ей особенно важно высыпаться. Ты ей добра желаешь, Яков?
– Конечно, – тянет Яков, не понимая, куда клонит Кай.
– Тогда подумай, каково ей будет в том ресторане, если съесть ничего нельзя, а ложиться спать надо уже в десять?
– Ты так рано ложишься, Лю? – удивляется Розенберг.
Я удивлена не меньше. Сейчас половина десятого и, если верить Каю, в это время я уже должна быть в пижаме и с почищенными зубами. Но Розенберг поразительно легко верит в эту ложь и говорит:
– И правда, нехорошо вышло. Прости, что не подумал, Лю.
Розенберг прощается и уходит, а после Кай говорит:
– Пошли, мы уже опаздываем. Через полчаса ты уже должна быть в кровати.
Он подталкивает меня к выходу, и мы остаемся одни.
– Что? Но я не собираюсь спать! Я не ложусь так рано!
– А кто говорил про сон? Когда не спишь, в кровати даже веселее.
Хорошо, что иду первой, и он не видит, как вспыхивают мои щеки. Прикладываю ледяные пальцы к пылающему лицу и понимаю, что почему‑то не могу сдержать улыбки.
Я прощаюсь с вахтершей, и мы выходим на улицу. Дождь больше не льет как из ведра, но капли тумана висят в воздухе, пока мы идем к машине.
– Зачем ты вообще это придумал?
– А что, может, я чего‑то не знаю, и вы с ним встречаетесь?
Кай распахивает передо мной пассажирскую дверь, и я вижу, что он ждет ответа.
Наверное, я могла бы соврать, чтобы еще позлить его, но почему‑то не могу.
– Я ни с кем не встречаюсь и не планирую.
– Даже так?
– После окончания я хочу уехать в Европу. Зачем начинать то, что неминуемо закончится? А в отношения на расстоянии я не верю.
Он стоит близко, но в его свинцовых глазах невозможно прочесть ни единой эмоции. А потом Кай и вовсе отворачивается, набрасывая на голову капюшон от батника.
– А как же друзья? – сухо спрашивает он.
– Друзей у меня немного. Моя единственная лучшая подруга живет в Израиле, но дружба на расстоянии – это другое.
– Садись, а то намокнешь.
[1] Пальцы – слэнг танцоров балета. Так между собой они зовут пуанты
