Та сторона

По истечении недели ничего не произошло. Ни один страшный сон не вторгался в мою голову и не тревожил меня. Я спал, как убитый, и даже не замечал восхода солнца. Когда я просыпался Кейт убеждалась в моем состоянии, которое было вполне себе нормальным, тут же собиралась и уходила по своим делам, ее бесконечные исследования не давали ей покоя и в выходные дни, а уж ее мистическая мания и вовсе не угасала. Я замечал досаду на ее лице, когда она узнавала, что сонный паралич так и не схватил меня и это не могло не послужить мне поводом для дружеских подшучиваний. Она обижалась, по женскому мило.

С каждым днем мои страхи все меньше меня беспокоили, и на пятый день я вовсе чувствовал себя полным жизненных сил и энергии. Все это бредни. Чепуха. Если со мной и случится что‑то ужасное, то никакие кондотентьеры явно к этому не причастны.

Кейт рассказала мне про фазу быстрого сна, во время которого парализуются мышцы, а мозг может находиться в состоянии активности, о сомнамбулизме, то есть явлении, обратном сонному параличу, о многих факторах, влияющих на его появление, и о том, как нужно справляться с этим. Решение этой проблемы повергло меня в шок. Она сказала, что нужно просто расслабиться и игнорировать происходящее, таким образом тело быстро перейдет в прежний тонус и жуткие явления исчезнут. Если же расслабиться не выходит, следует просто ждать, пока это не кончится, или каких‑либо действий вокруг, которые разбудят меня. К счастью, я был совершенно здоров, и нужда в этом казалась бессмысленной.

Меня не удивляло то, что этому явлению приписывают нечто сверхъестественное. Действительно, столкнись с этим хоть раз и ты уже больше не сможешь видеть иначе. Меня одолевали мысли на этот счет. Что если это все‑таки не сон? Что если во время сонного паралича люди видят то, чего не должны видеть? Что если активен не мозг, а наша так называемая душа? Никто ведь не сможет контролировать движение своей души, мы просыпаемся – и тело наше спит, но сами то мы не спим, и в этот момент мы видим все вокруг в точности как оно есть, но меняется лишь одно – наше ощущение. Может быть, это ощущение связано с тем, что мы попадаем в мир, в который не должны были попадать – в мир духов, а этот демонической монстр… Что если он прогоняет нас с этого мира, навсегда отбивает желание постичь неизведанное?

Я сходил с ума в этот день, голову мою ломали мысли. Тогда причем здесь я и причем здесь кондотентьеры? Если мне не суждено попасть в этот мир и я решил от этого защититься, почему же я должен платить за это тем, что попаду в него? Бессмыслица.

И все‑таки вдруг этот мир реален, но познаем мы его в другом обличии?

В течение этой недели мои вещи потихоньку переезжали к Кейт. Не по мужски, знаю, но вряд ли я заманю ее в свою берлогу. Вечера мы проводили в обсуждениях, и говорила в основном она, а я пил кофе. Боже, какой невероятный кофе она делала! Она рассказывала про опубликованные статьи и проведенные работы, жаловалась на мужчин, которые почему‑то совершенно не терпят ее неукротимый интерес к загадочным убийствам, невероятным явлениям, а уж тем более не могут стерпеть ее пугающие рассказы на первом же свидании. После этих свиданий она приходила грустная, и тут мое дружеское плечо было как раз кстати. Я готовил ей ужин и выдавал удивительные акробатические номера, и она улыбалась, а это значит, что я все делал правильно.

Ноты сомнения еще оставались в моей груди, но с каждым днем я чувствовал себя все лучше и лучше. Однако в день, когда вся эта история почти уже улеглась, случилось то, что снова разнесло осадок страха в моих легких во все уголки сознания.

Коротая время в квартире Кейт, я вдруг испытал жажду в алкоголе. Недолго думая, я собрался и направился в бар Джонсона. Когда я выходил, под моими ногами проскользнул черный кот и я точно помню этого кота, потому что из‑за него меня дернуло так, что я чуть не провалился наземь. День был не то что бы ужасен, сойдет, вот только его скучность и однообразность меня добивали. Каждый человек по пути был копией человека, проходившего мимо меня пять минут назад. Они не были близнецами и уж точно никакой интриги в этом нет, но их лица, манера речи и одежда… До жути они похожи.

Пересекая одну улицу, я тут же оказывался на другой, в точности как предыдущая. Те же витрины, кривые фонари, обшарпанные скамейки, брусчатка с одинаковой кладкой, силуэты людей, повторяющие друг друга. Я оглянулся на витрину, чтобы посмотреть на свое отражение. Уж не стал ли я одним из тех, кто был копией другого? Перед входом в бар, еще один черный кот прошмыгнул под моими ногами, и из‑за этого кота я снова чуть не упал.

Вечер выдался довольно обыденным. Перечитывая записи о природе сонного паралича, продиктованные мне Кейт, я пил односолодовый виски, запивал крепким жженным американо и курил. Изредка в районе сердца кололо. Наверное, Кейт была права. Меня охватило чувство досады за собственную слабость.

Когда я собирался выходить, взор мой пал на одинокого старичка у маленького столика возле двери. У него были смешные круглые уши, мягкое лицо и пышная седая борода. Словом, он выглядел так, будто выбрался из детского мультика. Проходя мимо него, он схватил меня за рукав. Я испуганно посмотрел на него одними глазами, не поворачиваясь.

– Видно, ты ничего не понял… – сказал он, улыбаясь.

Я промолчал.

– Нет, мой друг, дело куда сложнее… куда загадочнее… – его простодушные стариковские глаза сверлили меня. – Можно долго делать вид, будто ничего не происходит, но чисто трансцендентальное не подвластно ни одной науке, а время, отведенное тебе Клеменсе, исчерпано…

От одного упоминания ее имени меня пронзил холод. Мне захотелось сбежать от мучительного плена его глаз. Я выхватил руку и пошел прочь. Кто он? Чего он хотел от меня? Откуда он знает про старуху Клеменсе и почему оказался в баре Джонсона? Меня вновь пробивала тревога, и я схватился за обвязанный черной нитью амулет, данный когда‑то старухой. Он показался мне мягким, словно его твердь расплавилась. Тогда я потянул за веревку на шее и с удивлением обнаружил, что между нитей просачивается слизь.

– Это… – я надавил на него, – Твою мать!

Сотни! Нет, тысячи склизких червей скользили по черным нитям! Чувство рвоты мигом посетило меня. Резким движением я сорвал его и выбросил прочь, но чувство мерзости… ощущение гадкого отвращения липло к моей груди. Я не мог отделаться от мысли, что этот кокон висел на мне! К горлу поступал ком и если бы еще один черный кот не пробежал под моими ногами, я бы точно упал в обморок! Но на меня нахлынула мысль, поразившая меня еще сильнее. Такие мысли приходят в те мгновения, когда ты часами ломаешь голову над задачей, а ответ на нее наивен по‑детскому.

Все это время я видел не кота. Это была тень. Ее мимолетное движение напоминало маленькое черное животное, отчего в мою голову приходила самая подобающая ассоциация. Теперь я точно знал – за мной следят. Чтобы удостовериться в этом я пошел самыми заковыристыми путями и эта тень попадалась мне снова и снова. Я не решался взглянуть назад, но с той минуты по левую сторону от меня постоянно бежал, перебирая лапками, черный невидимый кот.

Дорога к дому Кейт была извилистой. Я старался уловить в отражении витрин того, кто преследует меня, но ни резкие повороты, ни периферийное зрение не открыли мне завесу тайны. За мной не было ни тени того, чей облик можно уловить человеческим глазом.

4

Когда я подходил к дому, подъехало такси, из которого вылезла Кейт. Эта встреча обрадовала меня, однако первые секунды приятного удивления сменились часами удрученных забот. Она была пьяна. До беспамятства.