Темное искушение
Мне стало весело, когда я представила мрачного Ивана, преследующего меня по улицам Майами в деловом костюме, но веселье исчезло вместе со следующей волной, омывшей камни.
– Если будешь преследовать меня как маньяк, это кончится тем, что я в тебя влюблюсь, – сухо ответила я.
Он бросил на меня взгляд.
– Ты знаешь, что это моя работа.
Много лет назад папа привез Ивана из одной деловой поездки в Москву. Тринадцатилетняя я считала его, парня на восемь лет старше, самым красивым мальчиком, которого когда‑либо видела. Я влюбилась в его акцент и плохое знание английского и унижалась, таскаясь за ним по нашему просторному дому в испанском колониальном стиле.
А теперь он преследует меня.
Одна рука в кармане брюк, другая протягивает маленькую бархатную коробочку.
– От твоего папы.
Я долго смотрела на коробку, прежде чем взять и открыть ее. Голубые серьги в форме сердца. Папа всегда говорил, что сердце у меня нараспашку. Камни были фальшивыми. Он знал, что я никогда не надену настоящие после того как увидела в подростковом возрасте фильм «Кровавый алмаз».
Это был не первый раз, когда он откупался подарками после того, как пропускал важное для меня событие. Вот только теперь я не могла больше отгонять это зарождающееся подозрение.
– Надеюсь, обошлось без растяжений, – говорю я.
Иван бросил на меня вопросительный взгляд.
– Тяжелая работа – рыться в папином ящике с подарками.
Вздохнув, он провел пальцами по светлым волосам.
– Он заботится о тебе, Мила.
– Да уж, в последнее время он демонстрирует это весьма интересным образом.
– Он очень занят, – заметил Иван. – Ты это знаешь.
Я издала неопределенный звук. Мой папа, должно быть, занят сильнее, чем президент, раз не появлялся последние три месяца. Он пропустил два последних праздника, а теперь – мое двадцатилетие.
Каждый год мы обязательно отмечали мой день рождения за одним и тем же столом в одном и том же пятизвездочном ресторане. Папа заказывал стейк. Я улыбалась Энрике, владельцу и шеф‑повару, который лично принимал наши заказы с самого моего детства, и меняла папин заказ на что‑нибудь более полезное для сердца. Папа должен следить за холестерином. Я бы волновалась, он бы спорил. Но все равно бы сдался.
Сегодня я два часа просидела там с Иваном и своим безупречным отражением в фарфоровой тарелке. То есть до тех пор, пока торжество по поводу чьей‑то годовщины за соседним столом не распространилось на все помещение, разбив мою решимость золотым конфетти. Иван болтал с официанткой в баре, когда я сбежала из ресторана и пробежала девять километров до дома.
– Он никогда не отсутствовал так долго, Иван. – Мой голос стих прежде, чем я сказала: «Что‑то не так».
Как обычно, с его губ начали слетать одни и те же общие фразы: «так сильно занят», «важная деловая встреча», «бла‑бла‑бла». Я игнорировала его, наблюдая за одинокой чайкой, парящей над водой. Я завидовала ее крыльям и смелости выпрыгнуть из гнезда, еще не зная, что ты можешь летать. И вот я здесь, заточенная за золотыми воротами от «Диор» со страстным желанием получить папино одобрение.
Я не осознавала, что развернулась и пошла прочь, пока Иван не схватил меня за руку.
– Ты куда?
«Домой», было готово сорваться с уст, но прозвучало нечто совершенно иное, нечто, что потрясло даже меня:
– В Москву.
Действительно ли хладнокровный и собранный Иван Волков побледнел при одном лишь упоминании, или это было плодом моего разыгравшегося воображения? Он отпустил мою руку, его спокойствие приморозило меня к мокрому камню.
– В Москву, – медленно повторил он, будто ослышался.
Я вскинула бровь.
– Столицу России? Место, где я родилась? Там, где…
– Замолчи, – сказал он по‑русски. – Зачем тебе в Москву?
– Папа теперь там практически живет. Ты же знаешь, он не следит за холестерином. Что, если он болен и не хочет, чтобы я знала?
– Клянусь, он не болен.
Увидев искренность в его глазах, я поверила ему. Это знание сняло часть груза с моих плеч, но добавило новый.
– А вдруг у него какие‑то проблемы? – Я встречалась с некоторыми деловыми партнерами папы, и ни один из них не выглядел приятным.
– Чем ты можешь помочь ему, оказавшись там?
– Позвоню в полицию.
Иван не выглядел убежденным. Пристально посмотрев на меня несколько секунд, он перевел взгляд на залив и вздохнул. В этом вздохе звучала напряженная нотка, словно мысль о том, что я пойду в российскую полицию, одновременно и позабавила, и встревожила его.
Его взгляд вернулся ко мне. Казалось, он не заметил прилива, который промочил его итальянские туфли.
– Ты не знаешь, как там все устроено.
Мои пальцы крепче сжали коробку. Это было правдой только потому, что мне не давали ни капли свободы, но я промолчала.
– Осторожней, Иван, а то лопнешь от всей своей уверенности во мне.
Выражение его лица скорее свидетельствовало об обратном.
– На дворе январь.
– И что?
– Когда в прошлом году мы были в Аспене, ты жаловалась на холод. На улице было минус четыре.
– В минус четыре не холодно только эскимосам, – убежденно ответила я. – Как бы там ни было, я не настолько нежная. Не критически низкие температуры я переживу. – Это был наихудший момент для того, чтобы поднялся сильный ветер и подул холодный фронт с Атлантики. Я подавила дрожь… хотя, конечно же, Иван заметил.
Он снял свой пиджак, накинул его мне на плечи и заправил за ухо прядь моих светлых волос.
– Тебе двадцать. Тебе больше не нужно, чтобы папа держал тебя за руку.
Его слова задели, но я не считала, что прошу многого. Я просто не хотела сидеть у рождественской елки с ним и нашим поваром Борей, ведь им платили за то, чтобы быть со мной. Я не хотела чувствовать себя балериной из музыкальной шкатулки на моем комоде, кружиться в изнуряющем бесконечном пируэте, лишь бы угодить тому, кто бросил меня.
Отчасти дело было даже не во всем этом.
– Как насчет твоего завтрашнего свидания?