Темное искушение
– Я не хочу идти, – сказала я, отводя взгляд к заливу.
– Почему?
Я молчала, пытаясь придумать разумный ответ. Иван решит, что я чокнулась, если скажу ему правду.
– Картер нравится твоему папе.
– Может, тогда им стоит встречаться.
– Мила, – строго сказал он.
Годами папа намекал, что был бы счастлив, если бы Картер стал его зятем. Уверена, что это только потому, что отец Картера являлся его деловым партнером и знаменитым адвокатом. Как всегда, я уступила папиной настойчивости, и вот уже шесть месяцев тянулись наши с Картером традиционные отношения.
– Завтра он задаст тот самый вопрос, да? – бесстрастно спросила я.
Нелепый вопрос, учитывая, что мы даже не были друг другу верны. Достаточно было заглянуть в TMZ, чтобы узнать, с кем спал двадцатипятилетний плейбой Картер Кингстон. Но он пригласил меня в «Гранд», ресторан, известный предложениями руки и сердца. Скорее всего, его отец подтолкнул его к этой архаичной идее, так же как меня подталкивал мой.
Иван ничего не ответил, но его глаза сказали мне все, что я хотела знать.
Я кивнула, хотя мысль о том, чтобы сказать «да», о том, что я заставлю это слово слететь с моих губ, запирала меня в стеклянной коробке, где медленно заканчивался кислород, и я билась о стены, задыхаясь, кашляя и умоляя о воздухе.
Я подавила это чувство.
– Картер никуда не денется, когда я вернусь.
Иван молчал минуту, прежде чем выложить свой главный козырь.
– Ты знаешь, что твой папа это не одобрит.
Я прикусила губу. Раньше, когда я просила папу сопровождать его в одной из деловых поездок, он отказывался. Но даже в детстве я замечала в его глазах нечто, искру, говорившую «нет» громче, чем если бы он выкрикнул это слово. Мне никогда, никогда не разрешалось даже упоминать Россию, это было совершенно ясно.
– Я знаю, но его здесь нет, ведь так?
– Ты не поедешь.
Я вытаращилась на него.
Иван мог иногда ворчать, но никогда не указывал мне, что я могу, а чего не могу делать. Ответы всегда были: «Да, Мила», «Конечно, Мила», «Как пожелаешь, Мила». Ребячество. Это был одурманенный, опоясанный мечом Уэстли моих мечтаний [1]. То есть он никогда не говорил: «Нет, Мила». Ручаюсь, если бы я захотела ограбить банк, он без вопросов стал бы моим напарником. Естественно, потом он бы рассказал все моему папе, но все же надел бы балаклаву вместе со мной.
Подозрение, которое я подавляла с таким трудом, лопнуло, как воздушный шарик, схватив и сжав мое сердце. Что скрывает в России мой папа?
Другую семью?
Единственная мыслимая причина, по которой он мог скрывать от меня нечто таким образом, заключалась в том, что он не хотел, чтобы я присутствовала в их жизни. А следовательно, и в его – тоже.
«Je ne pleurerai pas. Tu ne pleureras pas. Nous ne pleurerons pas. Я не буду плакать. Ты не будешь плакать. Мы не будем плакать».
Спряжения подвели меня, и единственная досадная слеза скатилась по щеке. Иван приподнял мой подбородок, и мягкое прикосновение его большого пальца окутало меня теплом и удовлетворением. Что‑то еще заполнило пространство между нами. Притяжение. Влечение. Электрический разряд. Иногда, когда мне особенно не хватало воздуха, искрило сильнее, чем в прочие дни.
Никто из нас никогда не поддавался этому.
Моим оправданием была гадалка, к которой я ходила, когда мне было четырнадцать. В этот весьма готичный период я спросила ее, каково мое предназначение. Она нахмурилась, сидя перед хрустальным шаром, а затем сказала, что я найду мужчину, предназначенного мне, и от него у меня перехватит дух. Это был размытый ответ, который она, вероятно, давала каждой, но я никогда о нем не забывала.
Рядом с Иваном дух у меня не перехватывало.
Как и рядом с Картером, несмотря на то что я от скуки экспериментировала с ним.
Не говоря уже о том, что он был невероятно настырным.
Мое время истекало, словно последние песчинки в песочных часах. И все же я ждала. Большего. Из‑за какой‑то глупой идеи, которую мадам Ричи вложила мне в голову.
Это было моим оправданием.
Теперь мне стало интересно, какое оправдание было у Ивана.
Я прижалась к большому пальцу, пробегавшему по моей щеке, и подняла на парня нежный взгляд.
– Почему ты никогда не целовал меня?
– Я не самоубийца, – невозмутимо ответил он.
Уголки моих губ приподнялись. Я никогда не слышала, чтобы мой папа повышал голос, и определенно он не повышал его на Ивана, который был ему практически как сын.
– А если серьезно?
Он мрачно взглянул на меня и опустил руку.
– Больше никаких разговоров о Москве, ладно?
Вздохнув, я кивнула.
Затем проследила, как он идет по лужайке к дому. Мерное покачивание и простор вод Атлантики вселяли тоску и чувство отстраненности от остального мира.
Телефон завибрировал в кармане платья, возникло искушение проигнорировать сигнал, но я все же потянулась за ним.
«Папа: С днем рождения, ангел. Прости, что не приехал. Дела, как обычно. Отпразднуем, когда вернусь домой».
В этот момент пришло еще одно сообщение.
«Папа: Повеселись завтра. Картер тебе подходит».
Я положила телефон обратно в карман и сменила серьги на голубые синтетические бриллианты. Представила, как они сияют, словно «Сердце океана», пока море утаскивает меня на дно, навсегда избавляя от судорожных вздохов, жемчужных ожерелий и одиночества океана.
Это убедило меня. Завтра я буду в России.
Глава вторая
[1] Вероятно, отсылка к «Принцессе‑невесте».
