Тени Фейриленда
В каком‑то смысле, она роднее мне, чем мать. Пэгги не давала мне умереть от голода, устроила к себе на работу и всегда была рада меня приютить. Особенно в те времена, когда моя мать любила выгонять меня из дома, а потом пытаться сделать так, чтобы все думали обо мне, как о проблемном ребенке. На людях мать божий одуванчик и только я знаю, какая она на самом деле, когда ее никто не видит.
– А разве тебе не нужно на занятия? – Пэгги сморщила нос и укоризненно посмотрела на меня.
Киваю в сторону часов.
– Точно, рано ведь. Тогда тебе стоило полежать в постели.
Качаю головой. Пэгги все понимает.
– Утро не задалось?
Снова киваю, не зная как еще ответить на этот вопрос. Действительно, не задалось, но могло быть хуже, поэтому я спокойно посижу здесь, дожидаясь начала занятий.
– Тогда выпьем по чашечке настоящего кофе, а потом ты отправишься в школу.
Благодарно улыбаюсь в ответ на предложение. Пэгги варит лучший кофе в этом убогом районе.
Людей в зале практически нет. Пара длинноволосых мужчин обсуждают политику и прошедший матч по бейсболу, других посетителей нет. А значит и нет смысла проситься вторым официантом, если некого обслужить. Вздыхаю и улыбаюсь Пэгги, которая уже несет две чашки в одной руке, а в другой полный кофейник ароматного напитка.
– Как дома дела? – спросила женщина, а после поджала губы, поняв, что зря это сделала.
Прежде чем начать, прочищаю горло.
– Все по‑прежнему. Не лучше, но и не хуже, – отвечаю, уставившись на свое отражение в черном напитке.
Пэгги с грустной улыбкой качнула головой, принимая ответ.
Остро запахло металлом. Я не думала, что бывает такой едкий металлический запах, даже вонь. Фантом кошмарного сновидения костлявыми руками схватил меня за горло, судорожно сглатываю, боясь поперхнуться кофе.
Принюхиваясь, верчу головой в поисках источника, но ничего не нахожу. Пожимаю плечами и утыкаюсь обратно в кружку.
Нос все еще щекочет, но уже не так ярко, как несколько секунд назад.
Грустно смотрю на часы и выхожу из забегаловки, кивнув на прощание Пэгги.
Школа встретила меня своими безжизненными глазницами окон и зловонным дыханием детских насмешек, которые эхом прокатывались ударяясь о стенки моей черепной коробки. Нужно забыть и отпустить. Верю, что рано или поздно получится. Наверное.
Под ногами у меня сорванные ветром листовки с поиском пропавших людей, прошлогодние стенгазеты, которые объявляли о рождественском бале, купоны на пиццу и много другого никому не нужного мусора.
Внутри помещение отвратительнее некуда: мерзкие нежно‑розовые стены и облезлые коричневые шкафчики с вечно заедающими замками, но на моем шкафчике замка нет вовсе. Потому что однажды одноклассники залили его герметиком и мне пришлось просить уборщика вскрыть его. Теперь на месте замка зияет дыра с неровными краями, о которые я часто ранюсь или рву одежду.
Я не люблю занятия. Не могу сидеть в душном классе, среди всех этих людей, которые всегда рады вернуться домой и не переживают о том, что они будут есть на ужин. Да, я завидую. Я тоже хочу, чтобы меня встречала радостная трезвая мама, а из кухни пахло вкусной едой, а не разлитым дешевым алкоголем.
Вот бы вернуться к себе и незаметно прошмыгнуть в свою комнату, запереться на ключ и не выходить до рассвета. Было бы здорово, если бы в моей комнате была дверь. И комната была бы комнатой, а не крошечным пространством среди пыльного хлама.
– Оливия Сентфолл! Ты меня слушаешь?
Голос учителя выдернул меня из размышлений. Я, широко распахнув глаза, уставилась на него, медленно кивнула и приподняла тетрадь для демонстрации записанного материала.
Мистер Бреннан еле заметно кивнул и потерял ко мне интерес. Ох, сколько же слухов ходит о нашем учителе Биологии. Бывает, что они доходят до абсурда. Мол, Джон Бреннан ловит учениц и продает их сектантам для ритуалов с жертвоприношениями.
Соглашусь с тем, что в нем есть нечто пугающее, нечто слишком мужественное. Но и воздыхателей у него масса, не только среди девчонок. Еще бы! Посмотрели бы на его киношную небритость, обилие безупречно выглаженных рубашек, уверена, что голова сразу пошла бы кругом.
Но мистер Бреннан стал для меня настоящим другом. Много раз он приносил сэндвичи и отдавал их мне. И благодаря его заботе, я столько раз избегала голодных обмороков.
Я часто приходила в класс задолго до начала занятий, а он уже был там. Мы разговаривали, пили кофе из картонных стаканчиков и мне казалось, что хоть кто‑то меня по‑настоящему слушает.
Мы вели долгие беседы о литературе прошлого, о великих музыкантах и других талантливых личностях. Про них мистер Бреннан говорил в шутливой форме, мол, они явно отдали несколько лет жизни фейри за возможность очаровать людей своим творчеством.
Он спрашивал обо мне, моем детстве, о моих отношениях с одноклассниками.
И здесь я лгала. По‑детски наивно хлопала глазами, строя самую ангельскую физиономию. Он и не усомнился в том, что у меня дома все замечательно, что там любят и оберегают. Потому что тяжело плохо говорить о людях, которых принято считать семьей и… мне было стыдно рассказать правду. После таких разговоров я пряталась в туалете и плакала, сгорая от стыда и обиды.
Учитель рассказывал мне чудесные истории о творчестве, о магии, о стране, где живут существа, которые никогда не стареют. Мне нравились эти наивные сказки о мире, где все решается магией.
Оглядываю класс и замечаю безразличные взгляды в мою сторону. Выдыхаю. Поползут слухи, если кто‑нибудь узнает о том, что мой единственных друг – наш учитель биологии. Я знаю, как в обществе относятся к подобным взаимоотношениям, а мистер Бреннан этого не заслуживает, только не он.
С одноклассниками я почти не общаюсь. За исключением тех моментов, когда нужна моя помощь в докладе при групповых проектах. В обычное время никто меня не достает, просто не замечают.
А вот в начальной школе приходилось туго. Дети очень жестокие и я знатно от них натерпелась, потому что у меня не было денег на походы в кафе, зоопарки и торговые центры. Но, к счастью, про меня все забыли уже к началу средней школы, когда повзрослели и все дерьмо немного выветрилось из их голов. Поначалу мне было одиноко, но потом привыкла.
Иногда мне хочется, чтобы у меня было место, где я могу оставаться одна сколько душе будет угодно. Место, где нет пьяной матери и безучастного отца, где вообще никого нет. Только я и тишина.
Шесть часов бессмысленных занятий и косых взглядов позади. Выхожу из школы самой первой, пока одноклассники обсуждают предстоящую вечеринку на которую меня, естественно, не позвали.
Солоноватый ветер взъерошил мои волосы, натягиваю капюшон и вдыхаю полной грудью. Короткое ощущение свободы. Думаю об этом, пока иду домой.
