Тени Обратной Стороны. Часть 1. Заблудший путник

О, мощный владыка! – Айдан почти перестал дышать. – Неужто это мастер Бернхард изобразил? Коль так, тогда в нём сгинул поистине великий художник… Но нет, конечно же, не гевинтерский умелец тут постарался, скупыми чёрными штрихами обрисовал настолько живое лицо, как будто часть души изображённого осталась на желтоватом пергаменте, как будто он сейчас выдохнет, и глянет на меня, и спросит: «Да чего ты пялишься, заняться нечем?» Просто потрясающе! Вот если бы такие люди у нас писали миниатюры в хрониках!

Отвлекшись от штрихов, Айдан смог наконец рассмотреть портрет в целом.

Это был совсем немолодой мужчина, пожалуй, даже старик с тяжеловатой челюстью, которую ещё сильней подчёркивала борода – широкий гребень слегка закруглённых волос. Один угол рта у него был чуть ниже другого, и это тоже не прибавляло лицу весёлости. Под глазами, смотрящими куда‑то вниз и мимо зрителя, лежали глубокие тени, и тяжёлыми складками давили сверху брови.

Должно быть, это Дейермер, – кивнул сам себе монах. – А кто ещё? Вроде, и не было в отряде других стариков… Или были?..

Осторожно, дрожащими руками Айдан отложил в сторону портрет и взялся за следующий. Это была девушка с копной светлых – по крайней мере, они только по контуру были намечены – волос, доходивших почти до плеч, с небольшим, сочно улыбающимся, лукавым ротиком и почти треугольным подбородком. Крупные глаза как будто разглядывали что‑то, находящееся за пределами видимого мира, а пальцы с длинными и явно накрашенными тёмными ноготками рассеянно крутили прядь волос. Художник не стал отказывать себе в удовольствии нарисовать её до самых бёдер, причём так, будто она стояла в полоборота и только голову провернула к нему.

Её портрет потребовал много времени на изучение; Айдан даже совсем не сразу обнаружил цепочку символов у правого края, напоминавшую на первый взгляд плеть плюща с затейливыми листочками. Потом он вспомнил, что как‑то так и выглядят обычно надписи на айдеи – языке альвестцев, который стал и языком Ааренданна. В ланцигской обители был один хронист, который хвастал, что понимает айдеи, но проверить его заверения не было никакой возможности, сам же Айдан был уверен, что полезнее учить языки, на которых говорят и пишут обычные люди, а не странные заморские волшебники. И вот приехали: в руки попал бесценный документ, а он не может его прочитать! Только и оставалось, что похвалить гармоничные скругления, изящные уголки – красивый почерк был у этого художника.

В последний раз окинув взором некоторые приятные детали картинки, Айдан со вздохом перевернул страницу,

Третьей была изображена немолодая дама с полными и натянутыми – словно она весьма не одобряла что‑то, происходящее перед нею – губами, обрамлёнными множеством морщинок, с тёмными взыскательными глазами. С её подбородка спускались две параллельные складки, а под глазами художник довольно тщательно и совсем даже не деликатно изобразил мешки. Не было и сомнения, что это Эсклармонда д`Отриви. Почему‑то Айдану вспомнился сразу недавний разговор, и он стал искать на портрете какие‑нибудь признаки вампиризма. Клыков и впрямь не наблюдалось, хотя в сказках вампиры весьма успешно скрывали свой основной рабочий инструмент. Надпись на листе состояла из одного‑единственного слова, что было странно: кто бы посмел отнять у неё титул, хотя бы даже в подписи рядом с картинкой?

А дальше что? Толстяк, у которого, казалось, не было шеи, а голова – и так крупная, но раздутая ещё больше нимбом из волнистых волос и жировой подушкой внизу – возлежала на белом воротнике, как на тарелке. Усы и бородка аккуратным кругом обнимали его рот. В глазах его поблёскивало, заставляя слегка изгибаться губы, какое‑то хитрое самодовольство. Наверное, подумал Айдан, это Тот‑самый‑который‑с‑непроизносимым‑именем Аамстед.

Жадно отбросив рисунок, монах чуть не сверзился с кровати: на очередной странице его ждало существо, которое меньше всего на свете имело право тут появиться и, может быть, даже не связано было с остальными портретами, а просто по ошибке попало в стопку. С рисунка скалилась собачья морда, слегка затупленная на конце, увенчанная сверху парою широких свитых, расходящихся спиралью и, пожалуй, весьма красивых рогов. Мощный Владыка, выдохнул Айдан, это ведь неэрн, один из приспешников Нергеддеона, слуга Тьмы! Они появлялись порою в имперских исторических хрониках, и знающие братья – а далеко не каждому ведь можно было доверить изображать приспешника демонов – рисовали их козлоподобными, голыми и мохнатыми, с убогими палками и топориками в лапах. Но по большому секрету один из умудрённых братьев признался как‑то Айдану, что мордами неэрн больше смахивают на собак и одеваются во многом в то же, во что и приличные люди, только вот с головными уборами у них не всё просто. И вот перед Айданом предстала реальность: чёрный блестящий нос, несколько рядов складок над ним, разделённых посередине бороздой, две пары крупных клыков, стоявшие торчком уши – одним словом, почти портрет сторожевой собаки из прошлого монастыря, если б не спокойные, внимательные глаза – ну, и рога, конечно же. С передней части морды спускалась бородка, заплетённая в две косички, причём, если игра тонких и толстых штрихов не обманывала зрителя, в неё вплетены были тёмные ленточки. Волосатая шея пропадала в объятьях чего‑то бесформенного и шершавого, на вид вроде дорожного плаща. Подпись к рисунку была на удивление многословна; но ничего не разобравший Айдан подумал, что иронично было бы, окажись, что автор написал просто: «Надо не забыть купить чернил и дюжину сосисок!»

На этом галерея портретов кончилась, и Айдана накрыло разочарование. Он даже потёр края листов пальцами, чтобы убедиться, что какие‑нибудь из них не склеились. И почему, – вздохнул он, – нет портрета Ульриха фон Ланцига? И где это всё происходило? Был ли художник одним из отряда или просто случайным свидетелем? А может, это и был сам Ульрих? Тогда стало бы понятно, почему нет его портрета! Хотя нет, он ведь не знал айдеи, откуда ему? Даже и среди самых грамотных и образованных монахов трудно было найти кого‑нибудь, худо‑бедно понимающего язык ааренданнцев, а уж наёмники‑то зачастую вообще читать не умели – куда им такие премудрости!

Это был, впрочем, ещё не совсем конец: под картинками давно угадывалось что‑то твёрдое. Это оказался металлический диск размером с ладонь без пальцев, составленный из нескольких секторов немного разного радиуса и к тому же разного цвета: одни были тёмно‑зеленоватыми, как старая медь, другие же грязно‑жёлтыми. Зеленоватые секторы в центре сливались, и в месте их соединения можно было скорее нащупать, чем разглядеть, несколько мелких неровностей. Айдану показалось, что это может быть буква или символ какой‑то – но что за язык? Уж точно не гевинтерский. Айдеи? Непонятно… В одном из более светлых секторов чьей‑то умелой, безошибочной рукой был процарапан полумесяц, а в нём – похожая на орла птица с широко раскинутыми крыльями. Над ней парили ещё четыре непонятных загогулины: одна напоминала шкаф, заставленный всякой всячиной, другая – ключ, третья – большую квадратную жабу с квадратными же пузырями на спине, а последняя вообще ни на что не была похожа. Обилие непонятностей привело Айдана в такое смятение, что он пообещал себе разобраться потом, а пока отложил диск подальше.

Следующий документ был на другом пергаменте, чем у портретов – более толстом и более жёлтом, пожалуй. Буквы изрядно выцвели, но кое‑что можно было разобрать, и, как новая, красовалась незнакомая Айдану эмблема – вроде скипетра с крыльями из огня, с венцом из лучей вокруг навершия. Художник был явно не тот, что рисовал спутников Дейермера, совсем не такой вдохновенный, но вполне аккуратный, справившийся с тем, чтобы всё было симметрично. Надпись под ней была на альденском – на языке Альдонии, одного из южных приморских городов – и это был наказ привести какой‑то груз, природа которого должна была остаться загадкой для получателей – иначе перевозчику грозила смерть. Упоминались деревня, река и незнакомый хронисту город на побережье, в каждом перечислялись потенциальные помощники, да сразу дюжина. С Дейермером это вряд ли было связано, и Айдан разочарованно отложил послание.