Тонкая грань

Сергей шёл без всякой цели лесной тропинкой, которая вскоре вывела его к железной дороге. Он присел на каменистую, нагретую солнцем насыпь и вытянул ноги. Мимо с шумом пронеслась электричка. Лёгкий ветерок коснулся его лба, потрепал волосы – как когда‑то в детстве делала это бабушка. Они часто проводили с ней лето в деревне. Бабушка тогда была уже старенькой, но родители каждый год привозили его к ней, и бабушка встречала его с неизменной добротой и вниманием. Да и он вроде рос послушным малым, не доставлял ей волнений. Часто по вечерам, когда все дела были переделаны, они шли к железной дороге и сидели вот так же на насыпи, глядя на проходящие поезда. С бабушкой легко было говорить обо всём, почему же теперь ему так трудно с собственной женой?

Сергей встал, отряхнул брюки и потряс поочередно ногами – от сидения в неудобной позе они изрядно затекли. Перешёл железнодорожное полотно, чтобы пройтись узкой тропинкой. И тут он заметил красивый цветок. Насыщенно‑фиолетовый резной конус возвышался среди травы на прямой длинной ножке. Удивительно, как он вырос тут, у самой обочины – такому красавцу место на ухоженной клумбе. Сергей наклонился и осторожно срезал его перочинным ножичком почти у самого основания. «Лене, наверное, понравится», – подумал он, разглядывая необычный цветок.

Вернувшись домой, он достал с полки пустую бутыль с ручкой, набрал воды и, воткнув в неё цветок, поставил на стол.

На ужин Лена приготовила тушёные кабачки с курицей. Вкусно получилось, прямо объедение! Сергею хотелось весело воскликнуть: «Ленка, какая ты молодец! Такую вкуснятину приготовила!» Но он боялся сбиться на фальшь, предстать этаким петрушкой. Лена рассеянно смотрела на сгущающиеся сумерки за окном, и вдруг её взгляд остановился на бутыли с цветком. Глаза её расширились от удивления, она перестала есть и воскликнула:

– Что это? Откуда?

Сергей, изумлённый её реакцией, смущённо ответил:

– Да вот, шёл вечером, у железной дороги – такой красивый цветок…

Хотел добавить, что это для неё он сорвал, чтобы порадовать, но слова застревали в горле.

– Ты представляешь, я сегодня утром видела этот цветок у железной дороги! Когда мы с Андрейкой за молоком ходили, – Лена говорила громко, взволнованно, глаза её блестели.

– Неужели тот самый? – с притворным удивлением вскинул брови Сергей.

– Да, точно, пап! – заверил его Андрейка. – Я ещё сказал тогда маме, что он на ракету похож!

– И правда похож, – улыбнулся Сергей сыну. – Фиолетовая космическая ракета.

– Я ещё хотела его тогда сорвать, – продолжила Лена, – а потом решила: на обратном пути, и забыла. И так расстроилась, что забыла! А ты его увидел и принёс! Разве такое возможно? Среди тысячи цветов, среди травы…

Она смотрела на него удивлённо, восхищённо. Сергей встал и, подойдя к жене, поцеловал её в висок.

– Лен, конечно, такое возможно: ведь мы муж и жена, видим и чувствуем едино. Родная моя! – он уткнулся лицом в её макушку, вдыхая пшеничный запах волос.

Лена взяла его за руку и подняла к нему своё лицо. В глазах её стояли слёзы.

– Ведь у нас всё хорошо, правда? – низким от волнения голосом спросила она.

– Всё хорошо, – Сергей крепко сжал её плечи. – И всегда будет хорошо. Пусть искривляются время и пространство, но наши чувства и отношения останутся неизменными.

 

Небесная обитель

 

Наталья Михайловна, или попросту Михална, слыла в своём поселке женщиной серьезной и работящей. И впрямь: хозяйство своё она содержала в образцовом порядке, для чего поднималась каждый день с петухами, работала и в огороде, и дома не покладая рук. Да ещё держала козу и кур – хлопотное это дело. Но от трудов своих Михална не уставала: такая жизнь была ей привычна, с ранней молодости помогала она во всём матери, почти до самой смерти своей проработавшей в колхозе. И теперь вот уже многие годы делала всё сама, словно продолжая двигаться по накатанной колее. Соседки относились к Михалне почтительно, но с оговорками: не нравилось им, что та малообщительна, в гости не ходит, новостями не делится. Получалось, что гордая она, эта Михална.

Дом, в котором жила Наталья Михайловна со своим мужем Алексеем Петровичем, остался им от мужних родителей – дед в своё время его сам строил. Добротный был дом, бревенчатый, стволы шли на него – не обхватишь. Алексей тоже руки имел золотые, но прока от того Михалне было мало. Почему так? Ведь когда она выходила за него замуж, он представлялся ей человеком мастеровитым, с которым будешь жить как за каменной стеной. Но Алексей, хоть и делал всё, как и его дед, на славу, был в своих занятиях неспешен, и ждать необходимого приходилось долго. Да ещё и соседи вовсю пользовались безотказностью Алексея – то один попросит подсобить, то другой, а тот всем помогает. Михална уж пилила‑пилила его, наставляя на путь истинный, да всё без толку. Терраса, выстроенная мужем по её просьбе, чтобы было где на старости лет по вечерам чай пить, так и стояла пятый год заваленная строительным хламом, досками и инструментом. Ни пройти ни проехать. А тут ещё соседка эта, Глашка, даром что кривая, повадилась заглядывать. То одно принесёт в починку, то другое. Чайник у неё, видишь ли, сломался, а то приёмник не работает. А глазами так и зыркает на Алексея, голосок елейный делает. Михална ей говорит:

– Глафира, у тебя что, своего мужика нет, что ты всё к нам шастаешь?

А та ей в ответ:

– Ой, что толку от моего Васьки – руки как крюки. Только бутылку и умеет держать. Не то что Алексей Петрович – мастер первоклассный!

А Алексей в усы улыбается – приятны ему такие похвалы. От жены‑то забыл, когда доброе слово слышал. Он на неё не серчал, понимал, что жена устаёт, однако и свою работу не откладывал. В своё время Алексей трудился на ближней лесопилке – хорошая была работа, заказы так и сыпались. Не начнись в стране перемены, он бы до сих пор, глядишь, там работал. А так лесопилку уже десять лет как закрыли, и теперь там китайцы теплиц понастроили. Однако Алексей приобретённых навыков со временем не растерял, а опыта прибавилось – и не только в столярном, но и в слесарном деле. Да и не пил он, как многие, так что по праву считался на селе лучшим мастером. Соседи так и шли к нему чередой. Да и как другим не помочь? Прибыток от таких работ небольшой, ну а много ли им со старухой надо? Бог миловал: покуда живы‑здоровы, ни в чём не нуждаются.

Однажды, когда Глашка опять заявилась – на сей раз со сломанным утюгом, Михална не выдержала и выскочила на неё с кочергой:

– А ну пошла отсюдова! Повадилась ходить! Пошла, кому говорят, и чтоб ноги твоей тут больше не было!

Алексей хотел было вступиться за отпрянувшую Глафиру, но Михална была непреклонна и вытолкала соседушку взашей.

– Ох, не права ты, мать, – вздохнул Алексей, качая головой. – Что на человека набросилась? Злая ты стала, как земляная оса. – И направился на террасу к своему станку.