Убить Нерона
8
У Эпихариды пятые сутки сидел Пизон. Он пил вино и плакал. Ругался на Эпихариду и служанок, рубил мебель гладиусом и бил посуду. Спал на полу, завернувшись в одну тогу. Ни Сенеку, ни Юния он не слушал и продолжал пить вино и пребывать в горьком унынии, доводящим его до слёз. На все вопросы он лишь отмахивался и говорил, что ему всех жаль. Он обнимал Сенеку и Юния, а начиная обнимать Эпихариду, вечно волочил её в спальню. Но ей удавалось вырваться и Пизон отпуская её, плакал пьяными слезами, садясь тут же на пол. Так продолжалось уже пятый день. Под конец пятого дня приехал Филоник. Пройдя в дом, он увидел картину: Пизон спал на растерзанной постели, Сенека и Юний за столом играли в какую‑то неведомую ему игру и часто ругались. Кругом была сломанная мебель и разбитая посуда. Грязный липкий пол с остатками еды был завален вдобавок рваной одеждой.
– Что это у вас тут такое произошло? – изумлённо спросил Филоник.
– Филоник! Милый Филоник! – Эпихарида выпорхнула из глубины дома.
Она с нежностью обняла его и пока никто не заметил его присутствия увлекла на другую половину дома.
– Все сошли с ума! – весело рассказывала Эпихарида, снимая с Филоника одежду. – Все эти люди, этот Пизон, Сенека со своим братом! Они только пьют и едят и никуда не выходят! То ли что‑то случилось, то ли должно случится… Ах! Филоник!
Эпихарида моментально скинула с себя одежду и оказалась в его объятиях…
…Пизон вышел в центр сада, к столу, где Сенека уже обедал с Юнием. Грязная, в пятнах от вина и еды тога, запуталась вокруг его тела.
– Мне вас очень жаль, – как обычно начал сладкоречивый Пизон. – Жаль, что так вышло.
И сел за стол к Сенеке. Они уже перестали обращать внимания на эти речи Пизона, потому что кроме этого он почти ничего не говорил. Ел Пизон неаккуратно, и всё время над чем‑то подсмеивался и ухмылялся про себя, чем очень огорчал Сенеку и Юния, окончательно решивших про себя о его душевном состоянии.
Эпихарида выбежала к обедавшим мужчинам с весёлым настроением и в новой одежде. Пизон протянул к ней руку и тут же закрыл лицо.
– Как мне жаль, – как обычно сказал он.
– А вот, наконец и Филоник! – радостно проговорила Эпихарида, предворяя выход центуриона к ним.
При этих словах Пизон медленно убрал руку от лица и также медленно встал. Увидев идущего на них Филоника, на ходу поправляющего амуницию, он вскрикнул и, пятясь назад уронил лавку.
– Как?! Ты?! Жив?! Филоник… – говоря это и пятясь назад, Пизон показывал на Филоника и всё произносил и произносил это, чем привёл всех присутствующих в полное замешательство. И Сенека и Юний и Эпихарида, а особенно Филоник смотрели на Пизона, пока тот, выставив руку и пятившись назад, не угодил в бассейн, где и пришел в себя. Филоник первый кинулся и, схватив Пизона за руку, вытащил его.
– Теперь я точно верю, что ты жив, дорогой Филоник! – Пизон обнял его.
– Позволь спросить тебя, с чего ты так решил, что я не должен быть живым?
– Да, Пизон! Теперь, когда ты вспомнил и другие слова, кроме «жаль», можешь и нам рассказать, что ты тут пять дней заливал вином и спал как плебей?
– О! Достойнейшие граждане Рима! Сейчас вы меня не только оправдаете, но и вознесете! – Пизон, стоя в мокрой тоге, начал речь.
– Нет, так не пойдет, – Сенека подошел к Пизону посмотрел на него и продолжил. – С таким плебейским видом говорить такие речи можешь перед свиньями, а перед нами, вначале распорядись здесь убраться, принеси новую мебель, взамен той, что ты сломал, да переоденься сам. Иначе твои речи будут стоять столько, на сколько ты выглядишь.
– О, мудрый Сенека! Благодарю всех Богов, что ты с нами!
К концу дня дом Эпихариды сиял и был заставлен новой мебелью, воду в бассейне поменяли, зажгли факелы и поменяли сломанные и вытоптанные Пизоном растения. За столом, уставленным едой, сидели четверо мужчин, Эпихарида, как обычно, стояла позади Филоника.
– Я прошу у вас прощения за своё поведения в эти дни, но тому была причина. И очень хорошо, что это всё не подтвердилось. Филоник! Я рад, что ты жив!
Тот усмехнулся.
– Вот просто не представляешь, как я рад! Но! У меня к тебе вопрос: слышал ли ты у себя в легионе о нескольких убитых заговорщиках?
– Про заговорщиков не слышал, но знаю, что несколько центурий первого легиона переформировали и назначили новых командиров. Нас это не коснулось.
– Очень хорошо! Теперь слушайте! Две недели назад мне сообщили, что на Нерона было совершено покушение. Три солдата из первого легиона напали ночью на Императора, перебив охрану. Но кто‑то помог Нерону, избежать гибели, какой‑то оборванец с улицы уложил всех заговорщиков. То ли перс, то ли индус. И тут я вспомнил, что ты Филоник, собирался собственноручно убить Нерона! И я понял, что наш план провален, и мне очень жаль, всех вас!
Все переглянулись.
– Я бы никогда не стал вовлекать людей со стороны в наше дело, и справился бы с уличным оборванцем один на один своим всегда острым гладиусом!
– Да тут такое дело… – сказал Пизон задумчиво. – Это оказался какой‑то колдун. Он может убить человека одним пальцем, остановить сердце ударом руки. В общем, всё не так просто. Теперь это любимая игрушка Нерона.
– Думаю, Пизон, ты слишком напуган. Я слышал о чудесах ручного боя, но… против копья… думаю, он бессилен.
– Хочется верить, что правда твоя. Что скажешь, мудрый Луций Сенека?
Сенека выпил вина и посмотрел на Филоника сквозь свои седые ресницы.
– Человек с крепостью внутри может стоить целой центурии.
Пизон посмотрел на Сенеку так, что у него заслезились глаза.
– Сенека! Дорогой! Я сделаю так, чтобы тебя читали и через тысячу лет! Я издам все твои труды!
– Не надо через тысячу, надо сейчас. Прямо сейчас и здесь! – Буркнул недовольный старец.
– Мы слушаем тебя, недовольный ворчун, – Пизон сменил серьёзный тон на шутливый.
– Слушаете… – Сенека Луций встал и начал ходить закинув руки за спину. – Кому я нужен через твои тысячи лет, Пизон? Ты думаешь не будет больше умных людей после меня? Ты, глупый ты осёл, думаешь, что всё движется вокруг тебя? Нет! Всё движется рядом с тобой или мимо тебя! И ты пока попал в Историю лишь как богатый сладкоречивый, красавчик – бездельник!
Сенека ходил и каждым словом припечатывал Пизона к лавке. Пизон вжал голову в плечи, похоже, его прилюдно так никогда не ругали.
– Ну? Что ты будешь делать? Ты хочешь изменить Империю, а сидишь тут уже пятый день и ноешь! Ну? Что же ты будешь делать? – ещё раз грозно повторил Сенека.
Повисла тишина. Было слышно, как летали пчелы.
– Надо… действовать… – неуверенно сказал Пизон.
