Убить Нерона

Местные жители, встретившие, напоившие и накормившие солдат‑разведчиков под страхом смерти были отправлены восвояси. Построившись в нестройные шеренги, Филоник перед всей центурией лично разбил гладиусом подаренные кувшины с вином, чем вызвал мычание и недовольный шёпот среди солдат.

– Два дня! – грозно говорил он, пока на глазах у всех получали десять плетей пьяные разведчики. – Мы пройдём это расстояние за два дня! Как будто у нас сандалии самого Гермеса! Мы полетим до Саварии! Там нас ждут молодые женщины, вино и отдых! А сейчас я объявляю пост на два дня! Приём пищи запрещен! Разрешено только пить воду! Я, ваш командир, побегу вместе с вами, впереди! И пусть Юпитер поразит меня, если я отстану от своих солдат!

Короткая, но вдохновенная речь и наказание виновных сделали своё дело – дисциплина вернулась. Распорядившись погрузить наказанных пехотинцев и вещи на обозы, реквизированных у местных жителей, Филоник, во главе центурии побежал по пыльной дороге к Саварии, останавливаясь только попить. К закату шеренги растянулись почти на сто актусов, и последние, видя командира, легко бежавшего с оптионом впереди, старались не отставать.

К концу второго дня голод притупился, пить не хотелось, пехотинцы бежали не спеша, но молча. Легко преодолевая пересечённую местность и небольшие речки вплавь. Наконец, в растянувшейся колонне прошёл шёпот – город на горизонте! Савария! Центурия остановилась около мелкоречья. Филоник решил подойти к городу с утра, до восхода. Он читал, что так всегда делал Искандер Завоеватель, но грабить и завоёвывать он его не собирался, а лишь стоять лагерем полгода. Встав ещё раз перед строем, он, похудевший, грязный, потерявший в дороге серебряный шлем, был ещё ближе к своим солдатам, готовых выполнить его любой приказ.

– Граждане Рима! Здесь мы будем стоять лагерем половину года. Вы – как олицетворение Империи, должны быть вежливы и строги, предупредительны и ответственны! Без дела мы сидеть не будем! Мы будем оттачивать искусство маневрировать в атаке и обороне! Ну а тем, кому повезет, отточить это мастерство с местными красотками!

Смех центурии спугнул спящих птиц и они взлетели чёрной стаей в тёмном небе. Дождавшись окончания веселья, Филоник сказал:

– Если поступит жалоба от жителя Саварии на нашего солдата – он будет публично наказан перед строем и разжалован. Большего позора для второй центурии нет! Пусть идёт куда хочет!

Изгнание из центурии было самым жёстким наказанием – солдаты кроме как воевать больше ничего не умели, да и не хотели они становиться мирными жителями.

Вторую неделю центурия Филоника стояла лагерем у стен города Саварии. У самой границы Империи. Дальше была неизвестность, ни один солдат не заходил дальше, чем на день пути. Всё было спокойно и тихо, солдаты ели и пили вдоволь, и чтобы разнообразить монотонные дни помогали жителям по хозяйству, иногда оставаясь у вдов или молодых женщин на ночь.

Филонику доложили, что к нему пришёл некий старый солдат из Саварии с особым поручением.

– Если он хочет к нам в центурию, скажи, что я согласен и дай ему место на усмотрение оптиона, – сказал сквозь сон Филоник.

Через некоторое время посыльный пришёл вновь и положил перед спящим Филоником небольшой пергамент, на котором было начертано только одно слово. Центурион, не смотря на внутреннюю дисциплину, всё же расслабился в походе, и спал дольше обычного – обильный ужин и сладкое вино саварийцев сказывалось. Еле разодрав глаза и упрекнув себя за обуявшую его лень, Филоник увидел пергамент и задумался. Он и его заместитель – оптион знали точные цели похода, но старались не вникать в глубокий смысл этой авантюры. Он не был интриган и политик, он был солдат Империи. Филоник вышел из своей палатки с куском пергамента и увидел, что около потухшего костра дремлет глубокий старик, опираясь на копьё. Старик был одет в старую‑престарую лорицу – доспехи. Металлические полосы были помяты и ржавы, несколько штук не хватало. Видно, что один наплечник был пробит копьём, а по второму несколько раз прошёлся гладиус – Филоник точно различал последствия ударов орудий. Старый солдат держался за копьё, от которого, как показалось Филонику исходил тихий звук.

– Это ты написал, старый солдат? – спросил Филоник, встав вплотную к спящему.

Старик вздрогнул, повертел головой, и блестящие доспехи центуриона попытался встать. Кряхтя и опираясь на копьё, он поднялся. Филоник протянул ему кусок пергамента и повторил вопрос:

– Это ты написал? Что это значит?

Вместо ответа старик протянул ему копьё.

– Послушай, сказал он.

Филоник взял копьё и прислушался – действительно! Ему не показалось копьё издавало то ли тонкий свист, то ли звон. Филоник осмотрел копьё со всех сторон – обычное старое копьё, ручка местами треснула, вот только остриё блестит на солнце, будто только из кузни. Он потрогал лезвие и вскрикнул. Кровь из ладони брызнула ему в лицо. Он бросил копьё на землю и зажал рану другой рукой.

– Ты пришёл убить меня, старик? Стража!

Но старый солдат взял его руку и сжал между своих ладоней на мгновенье. У Филоника от удивление перехватило дыхание – боль прекратилась и остановилась кровь. Он выдернул руку и посмотрел на неё – на ладони был свежий шрам. В эту минуту к своему командиру подбежали стражники, Филоник отпустил их, махнув рукой.

– Ты колдун? – спросил Филоник удивлённо рассматривая свою руку. – И что это за копьё? Мне кажется, я его даже не задел.

– Не задел, – согласился старик. – Это копьё проверяет тебя. К сожалению, я не могу отдать его тебе. Видимо, ты задумал неладное или хочешь кого‑то убить.

Филоник усмехнулся:

– Я солдат, я должен убивать!

– Нет, – устало ответил старый солдат. – Ты задумал убить… например… Императора. Но это не моё дело. Моё дело – передать копьё, а то я уже устал жить. Я буду ждать дальше, другого воина.

Филоник отшатнулся от старика.

– Кто ты? И что ты хочешь? – изумлённо воскликнул он.

– Когда‑то я был также молод как и ты, когда‑то я был тоже центурионом как и ты, когда‑то меня звали Лонгинусом из рода Кассиев. А теперь я просто старик, казнивший Его.

– Кого? – удивился Филоник и протянул ему пергамент. – Это твоё?

– Да, моё.

– Зачем же ты написал Его имя?

Старик вздохнул и сказал:

– Я буду жив, пока не найду, кому передать копьё. Ты не подходишь, – старик развернулся и пошёл в город. – Это моё, но писал не я. Приходи сегодня, он ждёт тебя. Перед закатом!

– Кто? Старик! Не говори загадками!

– Его дом в конце улицы, – только и крикнул старый солдат, уходя к ворота города. – Один!

Филоник целый день сидел в палатке и размышлял, вертя в руках кусок пергамента. Зашёл оптион.

– Пошли проверить дом в конце улицы, – я сегодня туда иду в гости, один.

– Будет сделано, Филоник!