Вечный студент
Я вернулся в Сыктывкар и с чувством выполненного долга, касательно окончания первого курса, мог отдохнуть целых полтора месяца. Летом я чаще помогал родителям на даче собирать ягоды, топить баню, окучивать картофель и заниматься прочими хозяйственными полезными делами.
Куда уж без рыбалки и леса. С отцом мы не раз выбирались за город посидеть с удочками у берега или с лодки. Если случалась удача, мы радовались как дети улову, который потом с гордостью отдавали маме. Она не любила чистить рыбу, но всё равно была довольна, что мы хорошо провели время.
В лесу мы собирали грибы и ягоды. Собирательством заниматься было легче: здесь от тебя условный гриб или ягода не уплывёт как рыба, если не успеешь вовремя её вытянуть. Грибы собирать было ещё проще: ведь они массивнее, чем ягоды, соответственно, лукошко наполнялось быстрее. От собирания ягод у нас постоянно долго болела спина, это было делать муторно, к тому же нижние слои ягод всегда сдавливались под тяжестью верхних. Но работа всегда стоила своих усилий. Вкуснее грибного супа от мамы я вряд ли что‑нибудь ел. А черника вообще горстями уходила с молоком и сахаром: никакой производственный йогурт из магазина не сравнился бы с натуральными дарами природы. Знаете, иногда даже так хочется всё бросить и уйти жить как первобытный человек в лес или в деревню хотя бы – подальше от городской суеты.
Глава 6. Дарёный конь или как судьба посмеялась надо мной
Я отдохнул как следует и с новыми силами отправился на вокзал, где меня уже ждал большой междугородний автобус. Ночевал за день до отправки я у бабушки: она живёт недалеко от вокзала. Ей ходить в её возрасте уже очень тяжело, она опирается на трость, но всё равно, как бы я её ни отговаривал, она всегда идёт на вокзал меня провожать. Близкие люди часто выражают свою любовь, как умеют: им трудно принять правду, что их дети и внуки потихоньку взрослеют и сами должны быть способными позаботиться о себе. Дай Бог каждому такую бабушку, как моя.
Ехать пришлось, как всегда, около восьми часов, поскольку большой автобус сильно не разгонялся. На каждой очередной остановке к нам подсаживались новые пассажиры, готовые ехать даже стоя. Мне пришлось сидеть рядом с мужчиной, от которого разило перегаром. Как же меня это тогда раздражало, я даже немного с презрением к нему отнёсся на первое время, но позже поменял своё мнение. Открыв очередную банку пива, он спросил меня:
– Будешь?
– Нет, спасибо, не хочу, – вежливо ответил я.
Алкоголя я тогда хотел меньше всего. В дальнейшем он расспрашивал меня о том, куда я еду, чем занимаюсь и на кого учусь. Я отвечал охотно, потому что надо было как‑то убить время в пути. Сам же он рассказывал про себя, что он едет в Киров по работе, что сменил за свои годы несколько разных видов работ, но на данный момент занимался то ли прокладыванием труб, то ли заготовкой деталей на заводе, – не суть.
Мы доехали до деревни «Мураши». На трассе к нам в автобус зашла молодая девушка лет семнадцати, с прямыми тёмными волосами, немного полная, с румяными щёчками, как у хомячка, и женщина постарше, лет тридцати пяти, на лице которой были небольшие морщинки и вид такой, будто её немного потрепала жизнь. Эти две дамы были родственницами.
Мой попутчик, что сидел рядом со мной, спустя полчаса нашей с ним беседы, обратился ко мне:
– Мы же с тобой настоящие мужики?
– Да, а что? – поинтересовался я.
– Давай уступим место девушкам, – предложил он.
Я с ним согласился без слов. В голове промелькнула мысль, что странные у него были представления о настоящих мужиках. Я просто уступил им место, понимая, что ехать им тяжело и долго, здесь речь шла больше о человеческом отношении к людям, а не о мужских качествах.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал он двум дамам.
– Ой, спасибо, – ответила та, что постарше.
Она затем предложила нам меняться через каждый час, чтобы мы, настоящие мужики, как выразился попутчик, не уставали.
Менялись мы интересным и необычным образом: так, чтобы сидели один мужчина и одна женщина вместе, а другая «пара» стояла.
Когда дошла очередь сидеть мне с Ларисой (так звали ту, что старше), разговор пошёл более оживлённый. Мне иногда удаётся находить общий язык с людьми разного возраста, однако с теми, кто старше, мне всегда интереснее, от них можно черпать что‑то новое в силу их жизненного опыта. Я ей открыто рассказывал, где учусь и живу, что занимаюсь в театре студенческом, что планирую в ближайшее время. Скрывать мне было особо нечего, поэтому я не держался за какие‑то свои секреты и скелеты в шкафу. Она мне успела рассказать, что работала инженером по охране труда, что параллельно училась заочно, получая высшее образование, которое было ей необходимо на работе, рассказала также, где снимала квартиру в Кирове, что оказалось недалеко от моего общежития. Разговор лился легко и непринуждённо.
Наконец мы приехали в город. Было около десяти часов вечера. Выйдя из автобуса с полными руками пакетов и сумок, в которых лежали банки с вареньем от мамы и бабушки, я остановился на перроне автовокзала. Мы распрощались с другими попутчиками, оставшись вдвоём с Ларисой. Мы решили поехать на такси вместе до общежития, поскольку, повторюсь, жили рядом. Доехав до пункта назначения, я протянул половину суммы Ларисе, на что она сказала: «Да оставь себе, тем более откуда студенту деньги.» Я знал, что спорить было бесполезно. На улице было темно и безлюдно даже в центре города, поэтому я немного взволновался за Ларису:
– Давай я хотя бы провожу тебя до дома, поздно уже всё‑таки, – предложил я.
Она на какое‑то мгновение растерялась и посмотрела по сторонам, как бы восстановив самообладание, и сказала:
– Эмм… Ну давай.
Я сразу заметил в её глазах что‑то неладное, что она о чём‑то начала переживать. (Мне часто удаётся считывать эмоции людей, один из моих друзей даже сказал, что у меня врождённая эмпатия)
Мы прошли пару кварталов и ночных тёмных дворов, где было небезопасно ходить одному в столь поздний час. Говорили в основном о том, как проходил её рабочий процесс, что это у неё была не первая работа, что и у меня судьба также могла сложиться по‑другому, подобно её сценарию.
Когда я располагаю к себе людей, они не против перевести разговор в личное русло. Поэтому дошло до того, что я спросил:
– У тебя дети есть?
– Дети? Да… Есть сын, Тимур, пять лет, – она ответила с такой робостью и болью в голосе, как будто только что рухнула какая‑то сокровенная надежда.
Я быстро сменил тему, понимая, что ей тяжело об этом говорить. Кроме того, из разговора я узнал, что она была в разводе, (а у нас в стране разведённых женщин с детьми часто клеймят «разведёнка с прицепом»), вероятно, она это осознавала до глубины души. Мы дошли до её подъезда.
