Ведьма с бобровой плотины

Отсмеявшись, народ расселся на диване, а дед Василий сел на поставленный в центре комнаты стул. Ленка уже готова была набросить на деда фату со смотрелками, но Наталья вдруг воскликнула:

– Стоп! Надо не деда Василия посадить, а Вадика. Дед нас всех как облупленных знает, сразу вычислит. А Вадик нет. И ему полезно будет узнать нашу семью поближе, – добавила Наташка и хитро взглянула сначала на Вадика, а потом на Олеську. Олеська непонимающе свела брови, а потом вспыхнула вся. Вадик же с готовностью вскочил.

– Да, я согласен, давайте!

Первым перед Вадиком посадили деда Василия. Вопросы задавала Ленка.

– Перед тобой сидит человек, рожденный в стране, которой нет на карте.

– Мммм, – замялся Вадик, – Не могу ответить. Следующий вопрос.

Все присутствующие решили, что по условиям игры, если ведущий не отгадает с первой попытки, дать ему еще две, и Ленка, немного подумав, сказала.

– Перед тобой сидит тот, кто любит песни Газманова.

– Аааа, знаю, знаю, знаю! – Вадик аж подскочил, – Дед Василий любит Газманова! И, да, как я сразу не подумал, на счет страны – «Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР», – пропел он.

– Тааак, хорошо, следующий, – азартно протянула Ленка и подтолкнула к стулу Олеську.

– А вот этот человек сегодня, первого января, сделала то, чего никогда не делал в своей жизни.

Посыпались возгласы:

– Ого. Вот это вопрос…

– Ну, Вадик, держись.

– Ха, не отгадает!

Но Вадик думал всего‑то с полминуты, а потом сказал тихо, но уверенно:

– Это Олеся. Она сегодня впервые слепила из глины слоника.

Все присутствующие взорвались аплодисментами.

Перед сном Олеська вышла на крыльцо. Захотелось глотнуть морозного воздуха, посмотреть на звезды. Она зябко куталась в курточку, запахивая ее посильнее, но не спешила уходить. В душе росло странное чувство – было грустно и радостно одновременно. Сколько лет она отмечает Новый год в этом доме – не сосчитать. Да, пожалуй, почти столько, сколько лет ей самой. Новый год для нее всегда был связан с волшебством. И даже когда она выросла, ощущение волшебства в эту ночь не исчезло. Но нынче все было как‑то не так. Предчувствие радости и чуда окутало ее словно коконом, она ощущала это во много раз сильнее, чем в детстве…

Скрипнула входная дверь. Олеська повернула голову и увидела, что на крыльцо вышел Вадик. Он, в отличие от Олеськи выскочил налегке, даже крутку не накинул.

– О, вот ты где? – А мы тебя потеряли.

На слове «мы» он будто споткнулся.

– Ты же замерзла! Пошли в дом.

Он взял ее руки в свои.

– Ледышки совсем.

Олеська смутилась, но руки не отняла. И неожиданно сказала:

– Представляешь, почти сутки Новый год. Не именно праздник – Новый год, а сам год, он новый, маленький еще, только родился. И живет целые сутки…– она смущенно замолчала, удивляясь сама себе, что говорит с Вадькой о таких нелепых и как будто глупых вещах, не боясь его насмешек.

А тот и не думал смеяться, серьезно посмотрел Олеське в глаза и продолжил ее мысль:

– Ну да, так странно – вот ребенок родится, или щенок, не важно, кто‑нибудь, кто одушевлённый, и про них принято так думать – они живут на свете уже сутки. А про год никто так не говорит. А он тем временем живет. И скоро начнется следующий день. А потом жизнь понесется, не удержать. Но вот этот первый день – он какой‑то особенный.

– Да особенный, – согласилась Олеська, – А вечер еще более особенный. Вечер первого января…

 

6 глава. Ревность

 

И в это утро Олеська проснулась от заглянувшего в окно солнца.Окно в ее комнате, выходило на восток, и первые лучи залетали в окно, играя на лице, вырывали Олеську из объятий сна. Никакого будильника не надо. Летом это было не очень удобно, приходилось вставать ни свет, ни заря, зато зимой бывало, она умудрялась просыпаться самостоятельно до восхода солнца. Но праздники, особенно новогодние, вносят некоторые коррективы в режим. Спать они всей компанией чаще всего отправлялись далеко за полночь, кроме Машки. А вот просыпалась Олеська обычно раньше всех.

Вообще‑то, в любое время года самый первый вставал дед Василий. Задолго до рассвета. И почти сразу отправлялся на улицу – в лес, на речку. Смотря по сезону. А если погода подводила или не было достаточно интересных дел, дед снова ложился спать. Но, если не спал, по дому он, как говорила Ленка, «не шарашился» и остальным спать не мешал, торчал в своей мастерской.

Олеська вскочила с кровати легко, словно ей лет пять‑шесть, как Машке. Будто и не было всех этих прожитых годков. «Ну, тридцать, это еще не предел», – часто повторяла Ленка. Особенностью женщин семьи Паровозовых было то, что они, по словам соседок «засиживались в девках». Но воспринималось это сестрами не как проклятие, а как божий дар – девицы Паровозовы с удовольствием жили для себя, путешествовали. Чаще всего по России, но в последнее время и за границу стали часто ездить. Обычно втроем, двоюродное родство не было проблемой для душевной близости. Но несколько лет назад Наталья вдруг выскочила замуж и родила Машку.

Ленка – Елена Петровна – совсем не переживала, что Наташка, несмотря на то, что младшая, ее в этом вопросе переплюнула. В свои сорок лет она была полностью согласна с героиней фильма «Москва слезам не верит» и считала, что ее жизнь, как и счастье, еще только начинается. Про детей она говорила, что их у нее и так много – целая школа. С кавалерами тоже проблем не было. Поэтому замужество, по ее мнению, это вовсе не предел мечтаний. Олеська всегда с нежностью думала про своих двоюродных сестер. И с Ленкиным мнением на счет возраста и замужества была тоже полностью согласна. Ей‑то еще всего лишь тридцать! Впрочем, Наташке столько же было, когда она встретила Димку.

Мысли Олеськи метнулись во вчерашний день, и особенно вечер. Странное поведение Вадика… Какой‑то он сам на себя не похожий. Еще 31‑го как обычно себя вел – шутил, прикалывался, изводил ее, Олеську, придирками и подколами. А потом его словно подменили. И этот новый Вадик нравился Олеське гораздо больше. Конечно, неприязни к старинному другу‑недругу она никогда не испытывала. Ну, ведет себя, как шут гороховый, и ладно. Иногда отмахивалась от него, как от надоедливой мухи. Но к такому Вадику, каким он показался ей вчера, Олеська испытывала что‑то вроде нежности. Интересно, а сегодня он себя как покажет?

Олеська с удовольствием пробежалась босиком по прохладным доскам пола, подошла к окну, отодвинула легкую тюлевую занавеску и выглянула в сад. Едва вставшее над горизонтом солнце светило бледно розовым светом из‑за раскидистых, припорошенных снегом старых яблонь. А сугробы в тени казались голубыми‑голубыми. Дорожка была почищена, а это значит, что дед Василий встал давным‑давно. Интересно, где он сейчас – в доме или в лес ушел?