Весёлая гора
Ефремов быстрым шагом покинул кабинет, но вскоре застыл на верхней ступеньке, увидев в конце лестничного марша девушку. Женский силуэт четко вырисовывался при желтом свете.
– Вы что здесь делаете? – спросил он на всякий случай, зная ответ.
Незнакомка внимательно посмотрела на Ефремова.
– Приехала в гости. Разве господин Аир вас не предупредил?
– Предупредил.
«Конечно же, – осенило его, – как я раньше не мог вспомнить. Фамилия‑то простая. Точно. Анатолий Всеволодович Аир. Фамилия – многолетнее травянистое растение – простая ассоциация».
Глава 4. Кофе, Андрей, Килиманджаро
Ей показалось, что кофе похож на нежную бабочку темно‑шоколадного цвета с крыльями теплыми и бархатными, нежными и едва неуловимыми. Кофе. Она медленно произнесла это слово во сне, стараясь осязать вкус напитка на языке. Бархатный шар с округлым ароматом затрепетал в горле и спорхнул с уст, легко касаясь нижней губы. Бабочка улетела, оставив шлейф шоколадной пыли. Он растворился в воздухе, и Нина открыла глаза. Она решила, что почудилось, тогда почему запах кофе приятно дразнил ее встать с постели. Сон продолжался? Нет, это не сон. Аромат бодрящего напитка заполнил спальню. И знакомый вкус на языке. Значит, он уже встал и приготовил завтрак.
Кто‑то добавляет в кофе кроме сливок еще что‑то. Корицу, например, мед, алкоголь, пломбир. Нина не любила этого. Она предпочитала вдыхать и пить утренний нектар в первозданном виде, или в первородном, как она говорила, и никаких новых нот, не надо заглушать музыку пробуждения, не надо скрывать симфонию чистого вкуса за нагромождением иных нот. Иначе симфония превращалась легко в какофонию. Для того чтобы обязательно пробудиться не нужны были акценты. Кофе – шоколадная бабочка – и так прекрасен.
Она встала, оделась, сладко потянулась и прошла на кухню. Вот он, новый день и новые открытия, а, возможно, ничего нового и не случится, но день обязательно будет прекрасен.
– Доброе утро, Андрей.
– Доброе, – улыбнулся он.
Ей почудилось, что она сейчас шагнула в комнату из иного мира, из мира снов, вернулась из долгого‑долгого путешествия, которого не запомнила, но вынесла из него только хорошее. Если и было плохое, оно забылось, оно осталось по ту сторону реальности. Есть такая поговорка: все плохое я оставлю во сне. Так пусть оно и исчезнет навеки там.
– Как прошла ночь? – спросил Андрей.
– Замечательно. Я так сладко никогда не спала. Мне снилась зима, сильный мороз и… – Она задумалась, припоминая. – Кажется, смутно я видела два мужских силуэта. Лиц я не запомнила. Они разговаривали о звездах.
– Всего не запомнила? Ты просто устала. Это волнение. Такие перемены: выбор картин для выставки молодых художников, мысли о том, как все это пройдет. Возможно, те два человека говорили не о звездах, а о твоих картинах.
– Ты придешь вечером?
– Нет, к сожалению. – Андрей тяжело выдохнул. – Прости. Не получается.
Он поднес чашку к губам. Казалось, что он прячет улыбку, но глаза не смеялись. Взгляд направлен внутрь. Он обдумал следующую фразу и сказал:
– А завтра тебе точно надо туда ехать? Может, не стоит с ним встречаться?
– Все‑таки мы с ним остались друзьями, – неопределенно сказала Нина.
Действительно, решила она, нехорошо получилось бы, если в последний момент отказаться от встречи. Конечно, можно выдумать миллионы причин, и каждая будет благовидным предлогом, но была проблема, которую Нина назвала: «парадокс чистой совести». Никто не упрекнет ее, ни Андрей, который сидел напротив, ни даже он, старый приятель, но для успокоения души нужна эта встреча. Да и повидать его, почему бы и нет? Они так давно не пересекались.
– Жаль, – сказал Андрей. – Я смогу только через неделю. Но я обязательно позвоню, как освобожусь.
Она не ответила. Ее взгляд скользнул по столу и остановился на краешке скругленного угла. Солнечное пятно медленно кралось к столешнице. Нина посмотрела в окно. Ее мысли завертелись вокруг предстоящей выставки.
– Надеюсь, ты не ревнуешь? – спросила она.
– К твоему бывшему? – искренне удивился Андрей. – Нет, я…
Она перевела взгляд на него. Он внимательно посмотрел ей в глаза, словно ища окончание реплики, улыбнулся и продолжил:
– Я не настолько ревнив. И я не настолько забывчив. И я помню, ты говорила о той странной картине. Она будет на выставке. Затем ты подаришь ее Сергею, знаю для чего. Чтобы похвастаться.
– Верно. Картина называется «Репетиция оркестра». Пускай Сергей знает о моем маленьком триумфе.
«Пускай знает о моем маленьком триумфе», – эхом повторил про себя эти слова Андрей. Такие фразы он называл уколом дамского зонтика. Не смертельные, но чувствительные. Со стороны они выглядели забавными. В этот раз укол предназначался для ее бывшего мужа Сержа. Серж – так она называла его на французский манер.
Конец ознакомительного фрагмента
