Весёлая гора
Антон положил на стол сотовый телефон, собираясь с мыслями. Он хотел позвонить Анатолию и спросить. Правда, не знал о чем спрашивать. В то же время другой голос говорил ему: «Зачем тебе это? Ну, ответит он тебе на вопросы. Ты думаешь, что он не сможет придумать красивой истории, зачем ему три холодильника, и для чего продукты разложены так?»
Но Ефремов набрал номер.
– Антон?
– Ты извини, что я тебя беспокою.
– Какие‑нибудь неудобства?
– Нет, все в порядке. Только не смейся. Почему три холодильника?
– Чтоб хранить в них продукты.
– Я серьезно. Их там так много, и они разложены одинаково.
– Я люблю порядок. Люблю, когда все лежит на своих местах. Вот из‑за этого еда так и разложена. Надеюсь, ты все вернул на место, как было? Приеду, проверю. – Анатолий рассмеялся. – Расслабься. Шутка. Я не такой уж маньяк порядка и чистоты.
«Это точно, – решил Антон, – кабинет, в отличие от кухни, еще ждет своего хозяина».
– Но зачем столько еды?
– А вдруг приедут гости? Извини, что не предупредил. Я обещал тебе уединение, и вот так круто обламываю, но не волнуйся. Она беспокоить тебя не станет, ибо человек творческий. Художница. Или ты против женского общества?
– Нет. Но мог все‑таки заранее предупредить.
– Извини, вылетело из головы.
– Ладно, проехали.
– Еще вопросы?
– «Сказки Мерриберга» твоя книга?
– Нет. Я нашел ее на чердаке, как только купил дом. Оборудовал кухню, и начал с верхних этажей осваивать жилище. Так что об авторстве ничего определенного не скажу. Кстати, интересные легенды. Немного похожи на детские фантазии. Знаешь, все мы в нежном возрасте способны на творчество. Вот и здесь будто идешь по дороге и сочиняешь один сюжет за другим.
– Да, что‑то есть в этом. Ну, пока.
– Пока. Звони, если чего понадобится.
«Что ж, – подумал Ефремов, – а он в чем‑то прав. Я почувствовал себя ребенком, когда посмотрел, что внутри холодильников, когда читал „Сказки Мерриберга“».
Легенды, отпечатанные на машинке, погрузили Антона в атмосферу волшебства. Хотел он этого, или нет, но незаметно поток слов, из которых соткано повествование, затянул в зыбкий мир, перекинув невидимую нить между реальностью и вымыслом. И вот, вернувшись в действительность, осмотрев содержимое холодильников, он ощутил себя частью сказочной истории. «Но на самом деле, – поставил точку Ефремов, – я внушил это себе». Разговор с Анатолием развеял заблуждения.
Действительно, так в детстве случается: к каждому событию мы приделываем искрящийся хвост фантазий. Любое происшествие, коснувшееся нас или увиденное нами, объясняется через призму тайны. Ребенок додумывает мир, словно даря ему еще одно измерение.
Антон допил сок и вернулся в кабинет. Продолжил читать сказки, хотя сознание посылало сигналы, что нужно закрыть книгу. С точки зрения взрослого человека данное чтение – бесцельное занятие. Нужно ответить себе на вопрос: почему молчит вселенная? А лучше всего придумать способ быстрого поиска сигнала искусственного происхождения. Но Ефремов ни на полмысли не продвинулся к решению проблемы.
Глава 3. Простая фамилия
«Альфограф»
Ночное небо безлунно. Над человеческой головой раскинулись огромные темные пространства, усыпанные мелким светящимся жемчугом. Звезды чисты и спокойны. Боги почивали на них, и безмятежность сна распространилась повсюду. Стояла величественная тишина, и ничто не способно поколебать устоявшейся порядок. Ничего не изменилось в звездном лике, и не могло омрачить эти вечные и холодные очи, которые миллионы лет бесстрастно взирали сверху вниз. На небе не ощущалось движения времени, но на Земле, казалось, года мелькали с кинематографической быстротой. На планете росли и разрушались города, расцветали и погибали цивилизации, рождались и умирали люди. Море уступало суше и наоборот, суша уступала морям. Многое происходило на Земле, и это говорило о текущем времени.
После двенадцати ночи наступает тот миг, длящийся до рассвета, в течение которого может произойти, что угодно. Акценты реального мира смещены, и сейчас те часы, которые называются волшебством ночи. Достаточно отпустить фантазию в свободный полет, достаточно поверить в существование хоть маленького чуда, и тогда происходит это: боги, почивавшие на небесах, просыпаются ненадолго и дарят свою благодать смертным. Так рождается он, звездный странник по имени Альфограф, вышедший из лона богов. Миллиарды веков назад покинул он лоно, но забыл об этом. В памяти Альфографа лишь какие‑то стройные и высокие деревья у кромки серебряной воды, которая поблескивает и играет всеми цветами радуги, и у горизонта медленно плывут две луны. Это все, что он помнит, а далее пронзающая время стрела тоски.
И вот, Альфограф здесь, на Земле.
Свет от прожектора падал на танцевальную площадку. Шагая по асфальтовой дорожке, странник, не спеша, нащупал путь. Вокруг темно, и только этот прожектор для него ориентир. Альфограф вышел на свет в тот момент, когда одна мелодия закончилась, а другая еще не началась.
Странник встал на краю площадки и осмотрел собравшихся людей. Альфограф спокоен. Он, воспользовавшись паузой, подошел к девушке и пригласил ее на танец. Зазвучала медленная музыка. Она не знала кто он, она нарисовала волшебные картины в воображении, сотканные из светящихся прядей снов. Девушка вгляделась в молодого человека, но как обманчива внешность, и трудно судить о человеке, который сейчас с тобой. Альфограф не спешит. Он молчит, смотрит на девушку, и вдруг спрашивает:
– А ты знаешь, где ты находишься?
Она в недоумении. Что ответить? Девушка улыбнулась, потом тихо рассмеялась и пожала плечами. Она посмотрела в его глаза.
«Надо же, – подумала девушка, – какой странный взгляд. Вроде, простые глаза, но такие неземные. Будто они плачут, а остальное в этом человеке спокойно и блаженно, но нет, мне кажется. Это просто звезды отражаются и мерцают в его зрачках. Пусть будет так. И все же это нечеловеческий взгляд. Здесь какой‑то обман. Так человек смотреть не может».
