Ветреное лето
Когда ты будешь читать эти строки, не поддавайся эмоциям, прошу тебя. А то знаю я случаи, когда девчонка пишет парню в армию, что встретила другого парня и собирается за него замуж, так это заканчивается трагедией. Солдат, получив такое письмо, кончает жизнь самоубийством. Но Сонька не стоит этого. Лживая и циничная сучка эта Сонька. Забудь о ней.
Ты служи, Илья, а вместо неё тебя буду ждать я. И будь уверен, дождусь. Я тебя давно люблю, ещё со школы. И умею быть верной и преданной»
– Ну, сержант Иващенко, пляши! Тебе письмо от девушки! – бодрый голос дневального Кольки Павлова раздаётся раньше того, как его коротко стриженая голова появляется в двери.
Илья хватает бумажный конверт так стремительно, что Колька не успевает даже отвести руку в сторону, и уходит в дальний угол к окну, смотрит на конверт, а потом быстро отрывает край, достаёт тонкий листок, читает. А потом так же резко сминает бумажный лист, исписанный аккуратным старательным почерком, и сжимает его в кулаке. Стоит и смотрит в окно.
– Ты это… Илья, чего застыл‑то? – Колька Павлов подходит к окну и встаёт рядом, – Случилось чего?
– Нет, – резко отвечает Илья, оборачивается и глядит спокойными зелёными глазами на Кольку.
– А я думал, ты обрадуешься, письмо – то от девчонки.
– Это не моя девчонка. Так… Сплетни деревенские. Ни одному написанному слову не верю.
Больше Илья ничего не стал объяснять, вышел во двор, отжимался и подтягивался на турниках, пока футболка мокрой от пота не стала. А вечером ввязался в драку с дембелем Матвеенко, после чего обоих на гауптвахту отправили.
Глава первая. Глаза голубее Атлантики
«Иной раз прекрасные глаза ранят куда больнее,
чем свинцовая пуля»
Майн Рид
Когда он понял, что безумно влюблён в неё? В первом классе, когда увидел эти огромные голубые‑голубые глаза и утонул в них, потерялся, как теряется в водах океана Летучий Голландец? Или когда хотел дёрнуть её за длинный пушистый хвост белокурых волос? Или тогда в четырнадцать лет тем летним июльским вечером, когда он с другом Колькой Матвеевым купались в реке…
В тёмной речной глади отражались солнечные блики, рябили и ослепляли глаза. Ведь когда ты находишься на самой середине реки, всё воспринимается совсем не так, как с берега, а более необычно, маняще, интригующе, опаснее… Противоположный от пляжа берег – скалистый, и на вершинах растут саранки, но не красные. Красные растут везде на июльских покосах и пёстрых лугах, а вот нежно‑жёлтые – только на самых вершинах высоких скалистых берегов реки. Скалистые берега эти выглядят неприступно и бросают угрожающую тень на воду, делая её тёмной, бездонной как омут. Но Илья не боялся ни мрачных скал, ни тёмной воды. По скалам он взбирался вверх легко и быстро, на ощупь босыми ногами находя нужные уступы, а потом много раз бесстрашно прыгал с них и нырял в воду.
И в этот раз они тоже прыгали со скалы и ныряли, а возле берега, где тянулась песчаная полоса, покачивалась на волнах старая деревянная лодка дяди Миши Павлова, сына Альбины Петровны Павловой. И в эту лодку забралась баба Маша Левина и вместе с ней две девчонки. И когда лодка медленно направилась к середине реки, а баба Маша была занята греблей единственным веслом, мальчишки решили пошутить над девчонками – внучкой бабы Машиной, Дашкой, и её подружкой Соней, девчонкой с нереально белыми волосами и синющими глазами. Илья и сам не понимал, хотел ли он обратить на себя внимание этой девочки или же, как и Колька, просто напугать девчонок и посмеяться над их наивным испугом.
К лодке они подплыли незаметно и, неожиданно вынырнули из воды. Собственно, на этом план Ильи и заканчивался, сработать должен был эффект неожиданности, но Колька вдруг повёл себя по‑дурацки, не так, как они договорились заранее – незаметно подплыть, резко вынырнуть и напугать – на этом всё. Но Колька вдруг начал с силой раскачивать лодку. Девчонки в испуге завизжали, а баба Маша бросила весло на дно лодки и схватила Кольку за налысо бритую голову, окунула в воду и закричала:
– Утоплю, щенок!
Колька, брыкаясь и пытаясь вырваться, ухватился руками за край лодки и потянул на себя. Лодка покачнулась и сильно накренилась. Может быть, всё ещё и обошлось бы, если бы девчонки, в панике не понимая своих действий, в попытке удержаться в лодке, ухватились за борт с той же стороны, что и Колька. Старая лодка, не выдержав напора сразу троих детей, перевернулась дном верх, увлекая под воду всех. Баба Маша отпустила Кольку и закричала, вынырнув из под лодки:
– Дашка! Плыви к берегу! Сонька! Где Сонька?! Она же плавать не умеет!
И тут Илью, всё это время находившемуся в некотором отдалении от лодки и от Кольки, как током пробило. Он, подгоняемый каким‑то почти животным страхом, нырнул под воду. Белое пятно – светлое шифоновое платье на Соне – виднелось в нескольких метрах от него. Илья рванул вперёд, протягивая руки к белому пятну. Светлые длинные волосы безжизненно качались в толще тёмной воды. Илья ухватил мёртвой хваткой сначала эти волосы, а затем и плечи девочки, резко рванул верх со своей ношей и, удерживаясь на поверхности воды, начал отплёвываться от воды, забившей нос и уши. Течением, которое в горных реках всегда быстрое и стремительное, их отнесло на несколько метров от перевёрнутой верх дном лодки. Илья заметил, что баба Маша и Дашка уже подплыли к песчаной полосе и Колька тоже плыл, трусливо держась дальше от них.
– Нашёл! – заголосила баба Маша, заметив Илью, – Плыви к берегу! Плыви! Сам сможешь?
– Смогу! – отозвался Илья и, крепко держа девочку, путаясь в её мокрых длинных волосах, начал грести к берегу. Баба Маша не смогла ждать, бросилась ему навстречу. Но Илья не уступил ей свою ношу.
– Я сам, – с необъяснимым упрямством твердил он.
И на берегу, уложив девочку на песок и наблюдая, как баба Маша хлопает Соню по спине, а она откашливается посиневшими губами, продолжал чувствовать это необъяснимое упрямство.
– Замёрзла вся, бедолажка, – причитала баба Маша, – Согреть надо.
– У меня полотенце есть, – вспомнил Илья, – И я на мотоцикле. Отвезу Соню домой. У нас печка топится, мама стирает с утра.
– Ладно, вези, – уступила баба Маша, – А вообще, надрать бы вас хорошенько за такие дела ремнём отцовским.
Илья поднялся с земли, сплюнул и зло усмехнулся:
– Нет у меня отца.
Баба Маша осеклась и замолчала, только смотрела ему вслед, пока он ходил за полотенцем. Сам накинул его на подрагивающие худые плечи Сони, усадил взади себя на мотоцикле и повёз домой. Сначала Соня молчала, кутаясь в махровое полотенце, но постепенно от испуга отходила.