Ветреное лето

Во дворе у Ильи никого не оказалось, только постиранное бельё сушилось на верёвках. Илья провёл Соню в летнюю кухню, где с утра топили печь. Печь давно протопилась и была уже не горячая, но хранила тепло, уютно окружая им комнату. Илья принёс из дома мамин махровый халат и оставил Соню одну, дав ей возможность переодеться. А когда он вернулся, Соня уже сидела на табурете возле печи и сушила мокрые волосы.

– Я не толкал лодку, – произнёс Илья, стоя в дверях. Соня взглянула на него своими большими голубыми глазами. Он вздрогнул, но так же упрямо продолжил, – Это Колька толкнул, не я. Себя не оправдываю, не думай. Я тоже виноват – в том, что не остановил его.

Соня молча слушала, а потом тихо произнесла:

– Можно расчёску?

– Чего? – опешил Илья, но быстро сообразил, – Ага, сейчас.

Он вернулся в дом и принёс оттуда расчёску и, пока Соня расчесывала спутанные длинные как у русалки волосы, согрел на плите чайник и приготовил чай. В буфете нашлась банка с земляничным вареньем, уже наполовину пустая. Они ели варенье ложками прямо из банки, пили чай и не заметили, как стемнело.

– У тебя где все? – поинтересовалась Соня.

– Мама домой уехала в Петровку, мы же там живём. А бабушка и дед уже спать легли, когда я в дом заходил. А тебя не потеряют?

– Нет. Я сказала, что у Даши заночую. А Даша видела, что я с тобой уехала.

Они сидели возле печки на полу и говорили допоздна. Такие разговоры происходят только в юности – о галактиках, о Туманности Андромеды, о странных далёких мирах. В окно светила полная луна, и от этого нереальность ночного мира становилась более ощутимой.

Именно в тот вечер Илья понял, что светловолосая девочка с синими как Атлантика глазами навсегда забрала его сердце себе в полное владение, а он добровольно отдал своё сердце ей.

 

Глава вторая. Над высоким обрывом

 

«Если вас демонстративно не замечают,

значит вами всерьёз интересуются»

Генри Дэвид Торо

 

Он ей никогда не нравился. Совсем. Она не любила хулиганов, драчунов и нахалов. А он был воплощением всех этих недостатков. Дрался он с первого класса, причём не боялся задираться к ребятам намного старше. Вот, например, не побоялся в первом классе ударить в нос Толика Морозова, который старше на три года. Эту драку Соня хорошо помнит до сих пор. Она тогда так испугалась, что повисла на руке у Толика и завизжала так, что у самой в ушах зазвенело. И после самой непонятно было, чего испугалась? Драк Соня боялась, да. А вот в ту драку вмешаться не побоялась. Ей вдруг до ужаса стало страшно, что Толька задушит этого маленького рыжего задиру Илью Иващенко. Толик тогда так крепко локтём горло мальчишки сжал, что тот не смог увернуться, а она, Сонька, схватила Толька за предплечье той руки, что душила мальчишку, и повисла на этом локте, пытаясь его расслабить. И закричала так, что в ушах заложило, и рук не разжимала, только чувствовала, как собственное сердце громко стучит и из груди выпрыгивает. Хорошо, что уборщица баба Таня шум услышала и прибежала разнимать ребят, иначе это всё и для Соньки плачевно бы закончилось.

А сколько уж раз вызывали в школу его бедную маму! За каждую драку вызывали, а она только молча выслушивала и ничего поделать не могла. Когда у него появился отчим, Илья утих маленько. Но паинькой, конечно, не стал.

Соня помнит, как её мама, увидев в окно компанию налысо бритых мальчишек, идущих по улице к реке, презрительно говорила:

– Хулиганы!

Мальчишки шли босиком по пыльной просёлочной дороге и пронзительно‑громко свистели. А собаки во дворах откликались возмущённым заливистым лаем.

Дерзкий взгляд зелёных с жёлтыми вкрапинками кошачьих глаз самодовольный. Ухмылка и наглое поведение пугали послушную домашнюю девочку Соню. Она всегда сторонилась Ильи, и в компаниях, где был он, старалась не находиться. Но не только Соня его опасалась, когда он шёл по школьному коридору в модных чёрных джинсах (как бы учителя за это не ругали, другие не надевал), в зауженной к талии чёрной рубашке (во всём черном, как сам дьявол), руки в карманах джинсов, пиджак небрежно расстёгнут, насвистывая веслёлый мотивчик блатной песни:

 

Я тебе засажу… всю аллею цветами,

У меня не стоит… твоя роза в стакане.

 

Ребята сторонились и уступали ему дорогу. Тех, кто младше, Илья не трогал, а ребят постарше намеренно задевал плечом, проходя мимо. И если кто‑то возмущался такой явной наглости, кошачьи глаза Ильи сразу же вспыхивали кровожадной радостью, становились тёмными как у ведьмака.

– Эй, ты чего?! Чего толкаешься?! Оборзел, что ли? – иногда слышалось возмущённое недовольство.

– Пойдём выйдем? – вкрадчиво предлагал Илья.

Иногда вызов принимали и выходили, но гораздо чаще пассовали и уступали. А те, кто выходил, возвращались с избитым в кровь лицом.

– Ну вот в кого он такой жестокий?! – в очередной раз возмущалась классная руководительница Валентина Петровна, – С ним ведь никто и не связывается! Так он сам других задирает.

Ирэна в такие моменты виновато опускала голову и вспоминала слова своего повзрослевшего сына, произнесённые с таким отчаянием, что она и возразить ничего не смела: «Я ненавижу своё имя! Зачем ты назвала меня так же как его?!»

Виной всему – жгучая ненависть к человеку, который и знать о нём ничего не знает и узнать не желает. Вот это его равнодушие и ломает сейчас её мальчика.

Да, не зря Соня сравнивала его, стремительно идущего по школьному коридору, с немецким офицером из фильма о войне. Высокий, красивое лицо надменное и самоуверенное. Иногда случалось так, что она всё‑таки попадалась в поле его зрения, и тогда Илья останавливал на ней свой ехидный кошачий взгляд и задерживал несколько секунд на её лице. Ничего не говорил, с другими девчонками перебрасывался шутками, насмешками, а ей никогда ни слова. Только раз, когда она опаздывала на урок (что с ней очень редко случалось), столкнулась с ним в дверях, когда взбегала на школьное крыльцо, и дверь распахнулась так резко, что Соня едва успела посторониться.

– Не задел? – вдруг с беспокойством в голосе произнёс он.

Соня покачала головой – мол, всё в порядке. Тогда Илья, бросив на неё беглый взгляд и удостоверившись, что с ней всё в порядке, стремительно сбежал по ступенькам и быстро исчез за калиткой.