Виндера. Однажды будет ветер

Попрощавшись со своими фантазиями, Рина от неведомого расстройства проревела в подушку всю ночь. Это было глупо до ужаса, и она это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Вот что бывает, когда читаешь слишком много историй о принцах, а потом узнаешь, что их на всех не хватит, и пытаешься сделать героя из пастуха, а он мечтает просто пасти коз. Тогда это казалось Рине трагедией, зато сейчас сделало Клима безопасным в ее глазах.

«Он не из тех, кто побежит спасать мир сломя голову», – подумала она.

Велосипед сбил стадо кучнее, потом подъехал к Рине и рулем подтолкнул ее вперед.

– Ты чего? – удивилась она, вынужденно сделав шаг вниз по склону.

Клим снова ее подтолкнул. Аккуратно, но настойчиво.

– Куда ты меня ведешь? Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

«Дзинь».

Кажется, Клим предлагал ей ночлег.

– А это ничего? – засомневалась Рина. – Твоя бабушка не будет против?

«Дзинь‑дзинь».

Бабушка Клима была старая и больная, так что на роль Виндеры претендовать не могла, да и внука от себя отпускать наверняка не хотела, но в деревне говорили, что женщина она резкая и грубоватая, поэтому Рина не сразу решилась следовать за Климом. Она бы ни за что не пошла, но солнце садилось, и начало холодать. Контраст между дневной жарой и ночным холодом был прямо‑таки осенний. Рина прекрасно понимала, что скоро воздух остынет еще сильнее, а у нее ни костра, ни теплой одежды. Да и змей никто не отменял.

«У меня нет выбора, – уговаривала она себя. – Мне все равно придется просить помощи у домов. Лучше уж идти к тому, кого я хотя бы немного знаю». – Погоди, я тебя догоню. Мне надо забрать сумку.

Возвращаясь на холм, Рина заметила, что стрелки все это время пытались с ней поговорить. Мама тревожилась, папа выписывал вопросы, Альберт, как обычно, был зол.

– Все в порядке, не волнуйтесь, – сказала им Рина. – Я встретила Клима. Это мой друг. Он меня приютит.

«Нет‑нет‑нет! Это плохая идея! Это может быть опасно!» – запротестовала мама.

«Нельзя», – припечатал папа.

«С ума сошла?! Нет!» – взвинтился Альберт.

– Ему можно доверять, – шепнула Рина, стараясь не выдать свой страх. – У него нет мотивов мне навредить. Я уже это обдумала.

И, не став разглядывать реакцию стрелок, она похромала вниз по холму. Клим, кажется, хотел ее подвезти, но Рина сделала вид, что не понимает намеков. Вдруг ему взбредет в голову сбросить ее с высоты? Велосипед подъезжал к ней и так, и сяк, настойчиво дзинькал, но потом перестал, и почти всю дорогу они молчали. В этом было что‑то знакомое и привычное, насколько это вообще возможно в заколдованном мире, где люди становятся часами и велосипедами.

– В твоем доме печка топится! – заметила Рина, резко остановившись. – Значит, бабушка до сих пор не спит…

«Да».

Еще недавно деревня казалась безжизненной, но сейчас Рина разглядела дымок, поднимавшийся из трубы зеленого дома, наполовину скрытого фруктовыми деревьями. Идти становилось все сложнее и не только из‑за боли в колене. Страх казался осязаемым и нарастал словно снежный ком, который Рине приходилось толкать перед собой.

– Слушай, а это странно, что твои козы меня не боятся, – попыталась она отвлечься. – Они же никогда раньше не видели людей. Но почему‑то не подумали, что я хищник.

«Дзинь».

Натан рассказывал, что на животных проклятие не действует. Так что это были отнюдь не двухсотлетние козы, а потомки тех самых коз, которых пасли они с Климом, в каком‑нибудь десятом поколении.

– Твой дом хорошо сохранился, в отличие от моего. Думаю, мы бы вселились в полумобиль, если бы он не сломался, и тоже ездили всюду, как ты. Помнишь, я тебе рассказывала, почему мы застряли тут на две недели? Папа вызвал механика из города, он должен был заменить какую‑то деталь, но так и не успел приехать.

«Да, помню».

– Обидно, что проклятье не считает фургоны домами, – вздохнула Рина. – Иначе Букашка бы вся сохранилась, и мы бы вселялись в любую вещь внутри нее. Но, с другой стороны, это, наоборот, хорошо: я смогла взять с собой всю семью. Говорят, души, запечатанные в домах, нельзя вынести за их пределы. Только если человек находился снаружи в ночь запуска Ветродуя и вселился в отдельную вещь, его можно перемещать куда угодно. А правда, что тот, кто вселился в отдельную вещь, ни в какую другую перейти не может?

«Это правда», – подтвердил Клим.

– Значит, ты до запуска Ветродуя так и будешь велосипедом, а мои родители и брат – часовыми стрелками? Кстати, я забыла вас познакомить, – Рина повернула часы, чтобы показать им Клима. – Вот, это мой друг.

«Привет», – дзинькнул звонок.

Мама выписала вежливую улыбку.

«Я все еще встревожен!» – заявил папа.

«Ты мне не нравишься!» – покрутился влево Альберт.

– А это мои родители и брат, они очень рады знакомству, – скороговоркой сказала Рина и поспешно убрала часы, хоть и сознавала, что Клим вряд ли понял язык стрелок.

Вскоре они спустились с холмов на дорогу и дошли до приземистого, плотно сбитого домика с зелеными стенами. Из‑за темных окон он выглядел мрачновато, но на столбе у калитки висел зажженный фонарь. Как только стадо оказалось у ворот, створка отъехала внутрь, пропуская животных во двор, а оттуда в хлев. Помощь Клима тут не понадобилась – коз подгоняла старенькая метла.

– Здравствуйте, – робко сказала Рина.

Ей было страшно заходить через ворота. Вдруг тяжелая дубовая створка резко встанет на место и собьет ее? Клим словно бы понял это и медленно въехал во двор, держась наравне с Риной. Та крепко стиснула его руль и боязливо озиралась по сторонам.

Во дворе пахло соломой и свежим навозом. Земля под ногами была без единой травинки, зато справа, в загороженном палисаднике, бушевали цветы, а слева, за еще одним частоколом, раскинулся сад, полный спелых яблок и винограда.

Метла загнала коз и сама залетела в сарай. Дверца закрылась на засов, а потом и ворота за спиной резко бахнули, на секунду разогнав воздух до ветра. У Рины аж волосы поднялись. Хорошо, что от страха она обычно немела и не вскрикнула в тот момент, но зато выпустила руль, и Клим уехал вперед. На крыльцо были настелены доски, по которым он скользнул в сенцы через открытую дверь. Когда Рина поспешила следом, фонарь снялся со столба и полетел перед ней. Запах от него исходил неприятный. Наверное, бабушка делала свечи из китового или акульего жира, которого были целые бочки в лодочных сараях у пристани. Клим говорил, что этот жир стоит там десятилетиями и совсем не портится, потому что его хранят в кудесничьей таре. Сало коптило и воняло, но, похоже, это был единственный источник света, не считая велосипедного фонарика, работавшего от солнца.

– Спасибо, что приютили, – сказала Рина, разуваясь и ступая по грубоватым половикам в маленькую комнату.