Виолончель
Матвей, чуть повернув голову, посмотрел на вошедшую и процитировал:
– «…И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна…».
– Да. Только здесь пьяные не кричат: «Ин вино веритас»…
– Милая, это же не кабак начала двадцатого века…
– Ты хочешь сказать, Блок бродил по кабакам? Как‑то не вяжется с его образом. Он же не был беден.
– Но и не был богат. Да и назови мне хоть одного богатого поэта? Я таких не припомню.
– Ты – богат. Вот предо мной сидит пример успешного и богатого поэта.
– Я богат, если это можно называть богатством, своим бизнесом. Я иду по земле в грязных резиновых сапогах, в телогрейке и шапке‑ушанке. Пряча за всем этим кусочек своей светлой души, куда проникают лучики солнца и играют гранями бриллианта
– сверкают.
– Бриллиантовый ты наш! Скромный поэт‑бизнесмен. А может…, и стихи твои лишь продукт бизнеса? Ты же сам говорил: «Всё должно приносить прибыль. Если прибыли нет, то это баловство».
– Может быть… – Матвей прислушался к зазвучавшей мелодии, – Узнаешь?
– Нет. Но… красивый блюз! Потанцуем?
– С удовольствием!
– Говоришь, моих вещей у тебя дома больше, чем в моём шкафу осталось? – Элеонора положила руки на плечи Матвея, слегка приобняв за шею и наклоняя его голову к себе. – Тогда мне и переезжать не надо – я уже переехала! Верно?
– Наконец‑то решилась! А это уже некий элемент определённости в моей жизни…
– Я – элемент твоей жизни?
– Не придирайся, пожалуйста, к словам. Егору позвонишь сама или мне поговорить?
– Не надо – сама. Я справлюсь. Позже скажу…, не сегодня – не хочу омрачать вечер тяжёлым и бессмысленным разговором, выслушиванием упрёков. И, кстати, – Элеонора встрепенулась, – когда приедем к тебе, откроешь дверь квартиры, возьмёшь меня на руки и внесёшь через порог….
– Без церемоний никак? – рассмеялся Матвей, обняв за талию и прижав партнёршу по танцу к себе, целуя её в губы. – Ладно, моя принцесса. Пусть так и будет.
– Ну и хорошо.
Элеонора положила голову на грудь Матвея, прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Музыка ласкала её слух, вино – будоражило кровь, а крепкие объятия Матвея наполняли её тело теплом и истомой.
Егор
УТРО. СПАЛЬНАЯ КОМНАТА
Егор открыл глаза. «Звонок в дверь или показалось»? Он протянул руку к прикроватной тумбочке и взял смартфон: часы на дисплее показали цифры – 09.25. «Ого! Что это меня так разморило? Засиделся вчера…». Егор вспомнил, что Элеонора так и не вернулась вчера домой и для звонков была недоступна. Он посмотрел на её сторону кровати, тяжело вздохнул…. Зазвонил звонок входной двери. «Значит, не показалось». Егор приподнялся на кровати и перебрался в инвалидное кресло, стоявшее возле неё. Вчера он уснул как был, в одежде – в спортивном костюме. Звонок в дверь повторился.
Егор поехал открывать. Глянул в висевшее в прихожей большое зеркало, покачал сокрушённо головой: сквозь зеркальное полотно на него смотрел плохо узнаваемый двойник – небритый, мятый, с опухшим ото сна лицом, с лохматой, нечёсаной головой.
– Кто там?
– Служба доставки.
– Я ничего не заказывал.
– Заказчиком значится Элеонора Свиридова, в заказе этот адрес доставки.
Егор отщелкнул щеколду замка и, приоткрывая дверь, чуть отъехал вглубь квартиры.
На пороге стоял молодой человек в футболке и бейсболке зелёного цвета, держа в руке блокнот с заказами. Возле его ног разместилась обычная клетчатая сумка с водружённой на неё коробкой пиццы.
– Здравствуйте! Егор Свиридов – правильно?
Егор кивнул головой, подтверждая верность сказанного.
– Вот… это всё Вам, – молодой человек указал рукой на сумку. – Пицца, а там в сумке, контейнеры с пловом, борщом, салатами и…, – рассыльный заглянул в свой блокнот, – и жареное мясо. Всё. А! Ещё – письмо.
– Письмо? От кого же?
Молодой человек взял конверт, лежащий поверх коробки с пиццей, повертел в руках, его рассматривая, и протянул Егору.
– Письмо не подписано. Мне контейнеры надо выгрузить из сумки… Здесь на пороге или я могу всё это внести на кухню и там выложить?
– Да, пожалуйста, если не затруднит, то – на кухню. Можно не разуваться – я босиком по квартире не хожу. – Егор хотел пошутить, но шутка не удалась, и лишь горькая усмешка тронула его губы. Рассыльный же вообще никак не среагировал на его слова – проследовал молча на кухню и принялся выгружать содержимое сумки на разделочный стол.
– Теперь всё. Распишитесь, пожалуйста.
Егор расписался в получении, юноша молча проследовал на выход, и уже оттуда донёсся его голос и щелчок закрываемой двери:
– Всего доброго Вам, Егор.
– Всего доброго. – сказал в пустоту Егор: его никто не мог уже услышать. Он вновь один в квартире. – И тебе, мир, всего доброго!