Влечение. Мой опасный босс

Две пары глаз смотрят на меня так, словно я сморозила удивительную глупость. С одной стороны – я их понимаю. После того, как я отучилась на финансиста, достойную работу найти было трудно. Без стажа мне предлагали неплохие должности, но зарплата там была мизерной, а работы довольно много.

На начинающих специалистах максимально экономили, поэтому папа устроил меня не по специальности к Артему – личной помощницей с дурацким графиком, но зато сколько мне платили! Такую работу нельзя было упускать, я это прекрасно понимаю, ведь найти сейчас что‑то похожее у меня не получится. Должность личного помощника в других компаниях тоже предполагает стаж. Желательно, от трех лет. Я же работаю всего год. Да, в престижной развивающейся компании и при условии, что Гадаев даст мне хорошую рекомендацию, я могла бы что‑то найти, только вот после его записки сомневаюсь, что я получу честную характеристику просто так.

Наверняка он снова все опошлит и предложит что‑то такое, от чего я, как уважающая себя женщина, вынуждена буду отказаться. А без его рекомендаций, конечно, я ничего хорошего и достойного не найду. Реакция родителей предельно понятна, но я надеялась, что они хоть чуточку выразят понимание.

– В смысле заявление на увольнение? – переспрашивает мама так, будто у этого сообщения есть дополнительный подтекст.

– Ты не справляешься с работой? – а это уже папа.

– Я не могу работать с Артемом, – даю простое объяснение.

Больше всего удивляется, конечно, папа. В его лексиконе нет такого понятия «не могу». Он, сколько я себя помню, всегда старался для нас с мамой. Я родилась, когда у нас уже все было, но мама не раз рассказывала, как папа работал на трех работах, чтобы собрать денег на «свое дело». Мама всегда ставила отца в пример, говорила, что я должна стараться так же. И я старалась. Мне даже удалось кое‑что отложить с тех денег, что платил мне Гадаев, но заначки давно нет. Она ушла на лечение бабушки в прошлый раз, так что ни о каком «своем деле» не может идти и речи.

– Он тебя обижает? – спрашивает отец. – Если да – я с ним поговорю. Все же, не чужие люди. Да, у нас сейчас все не так гладко с финансами, как прежде, но отношения не испортились, так что…

– Не нужно, пап. Он меня не обижает.

– А что тогда? – это уже мама. – Ты хоть представляешь себе, как сложно найти работу? Еще и с такой зарплатой!

Она, как обычно, не церемонится и давит на самую больную мозоль. Хуже, что ответа у меня нет.

– Я все решила, – сообщаю. – Пап, не нужно ни с кем говорить, мам, я что‑нибудь придумаю. Не расстраивайтесь.

 

Глава 6

 

Чтобы хоть как‑то отвлечь их от разговора об увольнении, говорю, что забыла телефон на работе и прошу у мамы номер Никиты. Я его на память не помню. Уверена, почему‑то, что он у нее есть и оказываюсь права. Мы не так часто созваниваемся, да и в этом никогда не было необходимости. Никите я звонила редко и еще реже о чем‑то его просила, предпочитая решать проблемы самой. Сегодня я на это не способна. После сообщения о необходимой операции мне нужен кто‑то, кому я смогу склонить голову на плечо и поплакать. А еще – попробовать поговорить с Никитой. Возможно, он одолжит денег на операцию.

– Да, – его голос звучит бодро и радостно, так что я отбрасываю мысль о том, что могла его отвлечь от важного дела.

Да, отношения у нас немного странные. Мы словно чужие друг другу.

– Привет, – говорю в трубку. – Ты сможешь меня забрать? Я в больнице, бабушке стало плохо и…

– В какой ты больнице? Я приеду так быстро, как только смогу.

Называю ему адрес, а затем передаю маме телефон и снова попадаю под шквал нравоучений. Папа преимущественно молчит, но маму не перебивает, значит, поддерживает все ею сказанное. А говорит она много. О том, что у Артема, между прочим, можно было бы попросить денег «в счет зарплаты». О том, что увольнение – не выход, тем более сейчас, когда наше положение так шатко. Сбежать не выходит, поэтому вынужденно все это слушаю и лишь киваю головой. Идея сбежать на необитаемый остров кажется мне спасением, но на билет мне не хватит денег, поэтому слушаю дальше.

Заканчивается все тем, что Гадаев – прекрасный и понимающий человек. Он едва ли не эталон мужчины. Уверена, если бы Никита не был сыном ее подруги, мама бы не задумываясь сбросила его со счетов и велела присмотреться к Гадаеву. Такой мужчина пропадает. Решительный, дерзкий, горячий…

Та‑а‑а‑к! Мои мысли ушли явно не в ту сторону.

Переключиться позволяет подъехавший автомобиль Никиты. Я, изрядно к этому времени пропитанная нравоучениями и «идеальным» Гадаевым, рада Ника видеть, как никогда прежде. На радостях я даже первая его обнимаю и целую в щеку. Для будущего разговора это даже хорошо.

– Привет, – шепчет мне на ухо. – Как ты?

– Держусь, но за бабушку очень переживаю.

Никита деловито кивает, здоровается с моей мамой, протягивает для приветствия руку отцу. Делает все, что должен делать идеальный зять. Не зря родители его так любят. Непонятно только, почему я к нему так холодна. Впрочем… теперь‑то мне это как раз понятно. Если бы Никита за те месяцы, что мы вместе, сумел разжечь во мне то, что удалось Гадаеву за несколько минут, я бы прямо завтра дату свадьбы назначила, а пока…

До сегодняшнего дня я думала о том, как сильно расстроятся родители, когда мы с Никитой расстанемся. Сейчас, конечно, не время. Они только узнали о моем увольнении. Новости о Никите они не переживут.

– Мы поедем, мам… – говорю сразу, чтобы пресечь дальнейшие попытки меня донимать, но мама и не планирует. Все‑таки, Никита делает ее добрее.

– Все так серьезно? – спрашивает Никита уже по пути домой. – С бабушкой.

– Говорят, нужна операция и лучше всего сделать ее в Израиле. Там лучшие клиники и врачи. А у нас, – развожу руками, – сам понимаешь.

– Да, – кивает. – У меня есть знакомый кардиолог, я могу поспрашивать, к кому обратиться, но думаю, что хорошие врачи на полгода вперед заняты пациентами.

– Никит… а ты сможешь помочь с деньгами? – спрашиваю и прикусываю внутреннюю сторону щеки.

Просить я не привыкла. Да что там, я даже не знаю, как это правильно делается!

– Не уверен, но постараюсь, – Никита спускает меня с небес на землю. – У меня все деньги сейчас крутятся, свободных очень мало.

– Я отдам, Никит, если получится. За полгода где‑то.

О том, что у меня намечается безработица, умалчиваю. Все еще надеюсь найти достойную работу и хорошей зарплатой. Не может же на Гадаеве рынок вакансий сойтись клином.

– Что‑нибудь придумаем, малыш, – обещает Никита.

Когда подъезжаем, он напрашивается на чашку кофе. На секс я не настроена, но соглашаюсь. Подумала, что после просьбы о деньгах неплохо побыть немного ласковой. Настолько, насколько это у меня получится.