Волчьи ворота
Сидя в своей комнате и размышляя о пустом настоящем и неоптимистичном будущем, он вновь вспомнил девочку. Ее волосы развевал ветер, а небесные глаза смотрели на него, как два притягательных цветка. Самсон мог побороть всякое искушение, но образ девочки оказался настолько прелестным, что он не выдержал и решил разведать новости о прибывшей семье у матери. Мальчик проследовал на кухню под предлогом сильной жажды, выпил два стакана воды, после чего подсел к столу и стал смотреть в пол, будто здесь он имел какой‑то иной вид, нежели в коридоре или в его комнате. Мать штопала отцовские носки и время от времени поглядывала в окно на проходящих мимо людей. Это была своего рода игра, занимающая ее свободное время.
– Что случилось, сын? – обратилась она к нему. Мама не любила, когда кто‑то без повода молчит в ее присутствии.
– Да так, ничего, – ответил Самсон и вздохнул.
– Ты уже доделал уроки? – поспешила узнать мама, и иголка остановилась после длительных скачков вверх‑вниз.
– Почти. Осталось осилить пару примеров по алгебре. Я это мигом сделаю.
– Какие у тебя завтра уроки?
– Разные, ма, – Самсон мог выделить десятку самых неприятных вопросов матери, и, как минимум, половину из них она задавала каждый день. – Русский, алгебра, химия, ИЗО и биология.
– Биологию уже выучил? – иголка вновь заметалась по носку.
– Нам ничего не задали, ма. Учительница заболела, и, скорее всего, завтра ее будут замещать.
– И что? Ничего учить не надо?
– Не‑а, – Самсон сделал серьезное лицо. – Мы все на уроке учим. И отвечаем сразу, пока не забыли.
– Интересная у вас система, – женщина покачала головой. – А химию выучил?
– По химии у нас была контрольная. Нам ничего не задали.
– Как хорошо. Значит, остался только русский язык?
– Нет, – Самсон махнул рукой. По его внешнему виду даже отец не догадался бы, что врет он так же верно, как и скрывает настоящую причину своего визита на кухню. – Русский я сделал вчера. Там всё легко. Переписываешь в тетрадку упражнение, вставляешь пропущенные буквы.
– Легко? – переспросила мама. – Тогда почему у тебя за прошлый год вышла тройка? Почему не вытянул до четверки?
– Меня учительница не любит.
– Правда?
– Да, – Самсон кивнул. – Ей больше нравятся девочки. Они находят с ней общий язык.
– Серьезно?
– Да, – он прикусил губу и поморщился: – Есть такая у людей черта. Они не могут ко всем относиться одинаково. А у нашей учительницы весь класс делится на любимчиков и… остальных.
– Значит, ты в «остальных»?
– Получается, так.
– А ты никогда не обращал внимания на то, как грамотно ты пишешь?
– Конечно, обращал, – Самсон потупился. – У меня неважно с грамотностью.
– И как активно отвечаешь на уроках.
– Я пытался, но у меня не получалось. Многие девочки сидят на первых партах. Они меня загораживают, из‑за этого учительница постоянно спрашивает меня, когда никто отвечать не хочет.
– Замечательно. И что же дальше?
– Я буду пытаться поправить грамотность, буду учить правила русского языка и стану активнее на уроках.
– Молодец, – мама закончила штопать носок и поднялась со стула.
Самсон занервничал. На все неудобные вопросы он ответил, а свой так и не задал. Черт сел ему на плечи, когда он понял, что мама собирается уходить. Самсон тоже встал, но идти за матерью ему не хотелось. К тому же отец должен был вернуться с минуты на минуту, и тогда вопрос точно замучает его ночью.
– Ты куда, ма? – ласково спросил Самсон, но тут мама увидела второй носок и села на место.
– Потеряла. Думала, что оставила в гостиной.
– Тебе обязательно зашивать носки? Они ведь уже… никакие.
– Еще поносит, – женщина примерила шов на дырку размером с кулак. – У папы носки носятся максимум три дня. Если мы будем выбрасывать каждую пару после первой дырки, нашу зарплату придется делить на две части. На носки и на все остальное.
Самсон хихикнул.
– Вы же хорошо зарабатываете. Думаю, до такого не дойдет.
– Дойдет, – она сделала для себя метки и принялась за шов. – И зарабатываем мы не так уж хорошо, как ты думаешь.
Самсон понял, что уцепился за важную часть диалога, и незаметно метнулся от одной темы к другой.
– А тебе нравится здесь, ма? Я имею в виду этот поселок.
– Хутор, – уточнила мама, не отрываясь от носка. – Здесь спокойно. Кругом лес. Тихо, если не считать шум поездов. Здесь хорошо.
Тут она напряглась, будто игла застряла в шве.
– Ты что‑то не договариваешь, – заметил Самсон. – Мне кажется, тебе здесь не все нравится.
– Есть определенные минусы.
– Какие?
– Зачем они тебе? Шел бы лучше спать. Завтра трудный день.
– Я высплюсь, ма, – заверил Самсон. – Только скажи мне, какие минусы ты видишь в том, что мы живем здесь.
– Неужели сам их не видишь? – она посмотрела на Самсона. – Разве тебе удобно постоянно ездить в школу в соседний поселок?
– Нет.
– А ходить за водой к колодцу, вместо того чтобы открыть кран у себя в доме, удобно?
– Нет.
– А топить печь дровами всю зиму, вместо того чтобы иметь газ?
– Я не знаю, как это.
Мама выпрямилась. Ремонт носков ушел на второй план.
– Это когда ты один вентиль повернул и огонь загорелся. И каждое утро тебе не нужно вытряхивать пепел из печи, чтобы растопить ее заново. И сам ты чистый и довольный, а не копченый, как… – мама не нашла, чем продолжить сравнение, но Самсон почувствовал, что с ее языка чуть не слетело плохое слово. Плохие слова мама в его присутствии не произносила, и Самсон, перенимая ее привычку, тоже никогда не бросался грубостями.
– Было бы здорово, если так, – сказал он. – Тогда почему мы не переедем отсюда в город?
– Наш папа очень дорожит домом, – пояснила она. – Говорит, что дом для него реликвия и он никогда с ним не расстанется.
– Даже если дом рухнет?