Волчьи ворота

В комнате стоял полумрак. Мальчик заметил, что край гардины отодвинут и сквозь щель прямо на его стул падает лунный свет. В тот же момент ему показалось, что на стуле кто‑то сидит. Кто‑то высокий, худой и совсем не похожий ни на его мать, ни на отца. Самсон решил, что бредит, потому что сильно хочет в туалет. С ним уже случалось нечто подобное. Он не единожды просыпался от ядовитого сна, вызывавшего больше отвращения, нежели страха. После короткой пробежки в туалет он успевал проснуться, облегчиться и рассеять неприятные видения.

Однако сейчас все было иначе. Самсон ощупал живот: желание пойти в туалет отсутствовало.

Край занавески шевельнулся. Лунный свет погас, и в комнате воцарился полный мрак.

– Доброе утро, малыш, – послышался тихий голос, не внушающий ни вражды, ни дружелюбия.

Самсон вздрогнул.

«Конечно, мне это снится», – сказал он себе и накрылся одеялом. Но глаза его не закрылись, потому что лунный свет вновь проник в комнату, а голос молвил следующее:

– Нам нужно поговорить. Прямо сейчас.

Самсон не пошевелился. Под одеялом стало отвратительно сыро, а в носу появился запах свежей травы.

– Ты заметил, что в последнее время мама и папа не жалуют тебя? – продолжил незнакомец, заглядывая за занавеску. Самсон слышал, как тихонько позвякивают прищепки на карнизе, будто окно на двор было открыто и ветер трепал белый тюль. – Они злятся, потому что считают тебя маленьким и неосторожным. Разве это так?

«Я не знаю», – подумал про себя Самсон, а в ответ услышал:

– Конечно, ты знаешь. В двенадцать лет ребенок не может быть маленьким и уж тем более неосторожным. Зато он может быть не настолько удачливым, как его одноклассники, которым все сходит с рук, потому что родители не знают об их проделках.

«Как тонко подметил», – подумал Самсон. Он дважды видел, как Рома Жихарев курил с восьмиклассниками, а Саша Балык отнимал деньги у третьеклашек. Но самое плохое поведение демонстрировали братья Бочаровы, Кирилл и Георгий. Они лазили на заброшенный завод «Молот», где появляться запрещали не только родители и школьные преподаватели, но и сама судьба.

– Если бы твои мама и папа знали меньше, чем им полагается, они бы не судили тебя так строго. Верно, малыш?

Самсон высунул голову из‑под одеяла. Мужчина сидел на стуле, закинув ногу на ногу. Его лицо скрывала тень, и со стороны казалось, будто он без головы.

– Наверное, – прошептал Самсон, больше обращаясь к себе, нежели к собеседнику. Он все еще надеялся, что спит и тот, кто с ним разговаривает, не что иное, как воображение из глубин подсознания.

– А какое наказание ты не любишь больше всего?

Самсон задумался. Отец не был особо изобретателен и до сих пор не придумал ничего более действенного, чем порка ремнем и домашний арест. В чем бы Самсон ни провинился, все заканчивалось одинаково.

– Я знаю, – мужчина шевельнулся, и половина его лица покинула тень. – Тебе не по нраву отцовский ремень, так?

Неожиданно Самсон сделал для себя открытие:

– Мне не нравится, когда отец на меня кричит. Если бы он только бил, я бы его не боялся. Но он на меня кричит, и мне становится страшно.

– Открою тебе тайну, малыш, – голос опустился до шепота. – Твои родители любят тебя и очень за тебя беспокоятся. Они не могут следить за тобой каждую минуту, поэтому хотят доверять…

– Откуда вы знаете?

Незнакомец не ответил. Он подался в тень и оттуда сказал:

– Твой папа чувствует, когда ты врешь.

– И начинает злиться?

– Верно.

– Но, по‑моему, папа злится не только, когда я вру. Он почти всегда злится.

– Это не так, – возразил мужчина. – Я хочу, чтобы ты вспомнил, с каких пор начал замечать в нем перемены.

Самсон углубился в память, но на ум приходили только болезненные наказания. Отцовский ремень вошел в его жизнь яркой кометой.

– С тех пор, как родился.

– С тех пор, как ты начал ходить к Волчьим воротам, – поправил его незнакомец из «сна». – И, нужно заметить, таким он стал только после смерти двух мальчиков, которых на перевале задавил грузовик.

– Папа говорил, что они разбились на мотоцикле, – Самсон стянул одеяло с носа и приподнялся на локтях. – Они были пьяными.

Мужчина поменял позу.

– Да, возможно, так и было. Но смерти от этого не легче, – он закачался на стуле. Самсон проследил, как его силуэт то появляется в лунном свете, то исчезает во мраке. Он разглядел предметы его одежды: синяя рубаха, на вороте которой виднелись зерна пшеницы, и кепка с коротким козырьком. – Ты ведь тоже видел темное пятно на трассе?

– Нет, – ответил Самсон, но тут же поправился: – Да.

– И ты никогда не задумывался, почему оно там?

– Один раз.

– И, конечно, ты никогда не спрашивал о нем у родителей?

– Нет! – Самсона окатило холодом. Он представил, с какой силой отец будет пороть его, если он только заикнется об этом.

– Я хочу тебе кое‑что показать, малыш, – сказал мужчина, просовывая руку в прорезь занавесок. – То, что ты увидишь, даст тебе ответы на многие вопросы. Ты сможешь записать их в свою книжечку, которую прячешь в нижнем ящике стола.

Самсон почувствовал себя пристыженным, потому что в книжечке, где хранились его личные записи, был фотоснимок голой женщины, найденный на обочине дороги недалеко от развилки.

– Ты ведь хочешь узнать, откуда появляется чернь?

Если бы Самсона спросили, хочет ли он заглянуть под юбку самой красивой ученице десятого класса, он бы скорее ответил отказом, чем на то, хочет ли он знать тайну невесть откуда берущейся лужи на трассе А‑290 в районе перевала Волчьи ворота.

– Да, – ответил Самсон.

Движения в темноте прекратились.

– Нам придется прогуляться, малыш. Оденься и будь тихим, чтобы родители не хватились тебя среди ночи.

Сердце Самсона забилось. Каким бы ни был его сон, все выглядело ужасно реалистично.

– А куда мы пойдем? – спросил он, слезая с кровати.

– Поторопись, – человек‑сон встал со стула. – Скоро рассвет, а нам нужно многое успеть.