Волчьи ворота

Саша плохо разбирался в маневрах внедорожников, но свой совет дал:

– Ты, главное, не спеши, Ефрем. Мой батя все время спешит: на трассе по сплошным обгоняет, пешеходов на зебрах не пропускает, иногда даже на красный свет гонит. И к чему это привело?

– К тому, что твоего батю лишили прав в прошлом году.

– Вот! – поставил точку Балык. – А все из‑за спешки. Мы успеем, Ефрем. У нас полно времени.

Ефрем ухмыльнулся, выруливая на относительно ровную дорогу. Теперь они гнали вдоль хребта, и лес стоял только по левой стороне.

– Ты с собой запасные трусы прихватил? – строго спросил Ефрем.

– Нет, – ответил Балык. – Ты не предупреждал, что мы будем купаться.

– А мы и не будем купаться, – хмыкнул Сашин приятель. Его брови вдруг изогнулись, и Балык испытал легкое чувство тревоги. Теперь пот выступил у него в подмышках, и школьная рубаха уже не смотрелась такой чистой, выглаженной и свежей, какой была утром.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что мы сегодня прокатимся от души, – Ефрем оскалил зубы.

Балык проглотил ком, заплутавший в его горле. По рукам пробежали мурашки и тут же исчезли, потому что Саша сказал себе: «Нет! Он не под кайфом! Если бы он был под кайфом, я бы заметил».

– Ты когда‑нибудь катался на тачке от души, бро? – спросил Ефрем, искоса глядя на товарища.

– Никогда, – отрезал Балык. – У меня и тачки нет. Есть отцовская «пятерка», но он не разрешает мне садиться за руль.

– Это большая ошибка, – осудил Ефрем. – Но мы ее исправим.

«Как это понимать?» – хотел спросить Балык, но тут Ефрем рявкнул:

– Мы же ее исправим? – и впился в него взглядом, как змея, завороженная дудкой. Кончик носа семнадцатилетнего парня подрагивал.

«Почему Ефрем выглядит, как под кайфом, когда он не под кайфом? – недоумевал Саша Балык. – Как бы не вышло, что он все‑таки под кайфом».

Ефрем ждал ответа и не смотрел на дорогу. Обе щеки его трепыхались, как полотна паруса, нос раздувался, глаза метали искры. Было заметно, что Ефрем и в себе и не в себе одновременно. Балык уже собирался дать ответ, как вдруг, будто чувствуя почву ногами, водитель вильнул вправо, объезжая массивный камень, потом влево, едва не зацепив дерево. Колеса угодили в грязь и тут же вырвались из маленького болота, а потом Ефрем вошел в такую дугу, что ремень безопасности впился в грудь Саши, а его портфель, оставленный на заднем сидении, вылетел в открытое окно и устремился с горы под вопли самого Саши, рев двигателя и шорох колес «тойоты».

– Тормози! – завопил Балык. – Тормози! Мой портфель! Батя меня убьет!

Ефрем завершил вираж и остановил машину на вершине. Балык выпутался из‑под ремня безопасности и погнал вниз со склона, подножье которого заканчивалось так далеко внизу, что выпущенные из‑под колес камни еще не долетели до его конца. Но Саше повезло: портфель угодил в кусты хвойных растений и гнаться за ним далеко не пришлось. Когда Балык вернулся к машине, Ефрем покуривал сигаретку и наблюдал за тем, как по другую сторону холма на изрытом участке горы работают два грейдера. Чуть дальше от них стояли КамАЗ и экскаватор.

Саша вернул портфель на заднее сиденье и прикрыл окна. Теперь если портфель и вылетит из машины, то только со стеклом, а такого Ефрем точно никогда не допустит. Какой бы ни была дорога, он отвечал за целостность машины перед своим отцом. Сейчас Ефрем, обремененный только тем, чтобы вовремя выпускать дым изо рта, следил за погрузочно‑разгрузочными работами экскаватора. Саша пристроился рядом и, не в силах передать своего изумления при виде горного карьера, только вздыхал и качал головой. Конечная точка маршрута, как он считал, была достигнута и в полной мере насытила его жажду новшеств. Второй такой точкой должны были стать Атакайские водоемы, где можно провести время лучше, чем на холме, вглядываясь в очертания тяжелой горной техники. Саше хватило двух минут, чтобы окончательно насладиться зрелищем и заскучать.

Ефрем молчал. Небо над ними хмурилось. Вскоре карьер надоел и ему.

– Поехали на озеро, бро. Я обещал тебе покататься на озере, верно?

– Да, Ефрем! – Саша заторопился в машину.

Не прошло и минуты, как «тойота» летела с холма вниз по ухабистой дороге, немногим уступающей предыдущему подъему. Снова в кабине загуляла пыль, и Саша почувствовал в горле ком. Он прикрыл глаза, и ему представилось, что они несутся вниз по бесконечной лестнице и каждая ступень отдается у него голове, как удар кулаком. А стоило колесам скользнуть на ровный участок, как ему чудилось, будто они летят по воздуху, и его тут же клонило в сон до следующей ступени. Вскоре спуск закончился. Балык открыл глаза и увидел, что они едут сквозь густой лес по глубокой колее. Он приоткрыл окно в попытке хлебнуть свежего воздуха, но тут же закрыл его, так как ветки деревьев стали хлестать его по лицу.

– Ефрем, ты бы мог ехать помедленнее? – попросил Балык, чувствуя муки внутри своего живота.

Приятель сбавил газ.

– Боишься?

Неожиданно в памяти Саши проскользнул вопрос: «Ты прихватил с собой запасные трусы?» «Еще чего! – подумал Саша. – Боюсь? Я?»

– Я ничего не боюсь! – огрызнулся Саша. – Если ты думаешь, что напугаешь меня этой дорогой, то ты дурак, Ефрем. Дай мне лучше сигарету! Хотя не надо. Я сам возьму.

Он открыл бардачок, но ничего, кроме бумаг, тряпок и мусора, в нем не нашел.

– Спрятал?

Ефрем вытащил из нагрудного кармана пачку «Бонда». Не успела пачка явиться, как Саша держал ее в своих руках, выбирая, какую из сигарет ему выкурить. Все сигареты были одинаковыми, как и в любой другой пачке, но он выбирал себе такую, чтобы хоть чем‑то отличалась.

– Самое главное в нашем деле – не навонять, – пробормотал Ефрем себе под нос.

Саша выбрал сигарету, установил ее между зубов, как делал отец, и поднес огонек. Чтобы втянуть в себя дым, ему пришлось напрячь губы. Отец губы не напрягал и делал все зубами. Саша пока что этому не научился, но каждую вторую затяжку пробовал осилить так, как видел у отца.

– А с чего это мы должны навонять? – спросил он, наслаждаясь горечью, но еще больше – тем, что он держит сигарету.

– Был у меня один кандидат, – припомнил Ефрем. – Поехали мы с ним в Кириловку, а оттуда решили прокатиться вдоль железнодорожных путей. Там есть дорога. Она гладенькая, как яйцо, но кое‑где есть прогибы и холмы. И когда мы начали нырять, знаешь, что сделал этот гад?

Саша задумался, но сигарета вытеснила из его головы последние мысли.

– Даже не представляю, Ефрем, – ответил мальчик, отчаянно пытаясь втянуть дым через зубы.

– Он обдристал мне сиденье, – спокойно сказал приятель. – Причем сделал это так тихо, будто и не сделал вовсе.