Вспомнить свою любовь

Он сменил деловой костюм на тенниску и шорты карго, которые выгодно подчеркивали его атлетическую, мускулистую фигуру. Даже в полутемной кухне Амаль не могла не заметить, насколько он привлекателен.

Улыбка смягчила суровые черты его лица, и в ответ на хихикающие приветствия Сафии и Нимы он сверкнул еще одной улыбкой. Ровные белые зубы блеснули на фоне смуглой кожи и коротких черных завитков небольшой бородки, которая выглядела неряшливо‑сексуально, хотя ей совсем не о том следовало думать.

– Тебе что‑нибудь нужно? – Амаль молилась про себя, чтобы он сказал «да». Ей хотелось покинуть кухню и докучливых служанок.

Но Мэнни покачал головой:

– Просто ищу свою мать. Я подумал, что она может быть здесь. Она всегда любила кухню.

Об этом Амаль помнила, несмотря на амнезию. Мама Халима проводила бы на кухне целый день, не возьми Амаль на себя часть ее обязанностей.

– Она может быть в своей спальне или в гостиной. Я могу ее поискать, – с готовностью предложила Амаль, поднимаясь со своего места.

Однако Мэнни жестом ее остановил:

– Я сам ее найду.

Он исчез из кухни так же бесшумно, как и вошел.

Нима и Сафия обменялись многозначительными взглядами. Сафия подмигнула Амаль:

– Так когда же все‑таки свадьба?

Несмотря на подтрунивания служанок, Амаль умудрилась приготовить еду для Мэнни: самса с мясной начинкой, лепешки анжеро, томатный суп и чай с пряностями.

Мама Халима наверняка одобрит ее заботу о Мэнни. По ее глубокому убеждению и по законам восточного гостеприимства, любой гость должен чувствовать себя комфортно в этом доме.

Амаль полностью разделяла эту позицию пожилой женщины и любила ее за безграничное терпение, доброту и великодушие. Амнезия Амаль беспокоила мать Мэнни, но она не обращалась с ней как с хрупким дорогим фарфором. Совсем наоборот. Она считала, что Амаль должна помогать прислуге по хозяйству. И это было большим облегчением. Ей позволялось быть… нормальной.

Амаль подхватила поднос и направилась к комнате Мэнни. Тяжелая дубовая дверь была приоткрыта. Она хотела было постучать, но застыла при звуке громких голосов.

– Думай, что говоришь! – донесся из комнаты сердитый голос мамы Халимы. – Ты собираешься покинуть нас, проделав такой длинный путь?

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь? – зло ответил Мэнни. – Я не врач и ничем не могу ей помочь.

Амаль покоробило от этих слов. Она стиснула в руках поднос с едой.

– От меня здесь никакого прока ни тебе, ни Амаль, – продолжил Мэнни. – Мне лучше уехать. У меня есть дела в Аддис‑Абебе.

В голосе Мэнни звучало раздражение, чувствовалось, что он на пределе. Амаль понимала, что это из‑за нее. Они явно не ожидали, что она их услышит, иначе закрыли бы дверь.

– Мансур, пожалуйста! – взмолилась мама Халима.

Амаль ненавидела себя за то, что матери Мэнни приходилось так унижаться из‑за нее.

– Пожалуйста, не делай этого. Не оставляй нас.

– Если вам нужны деньги, я могу перевести их тебе, как обычно. Но я здесь не останусь! – Мэнни был неумолим.

После этих слов в комнате воцарилась оглушительная тишина. Она выплеснулась в коридор, омывая Амаль. Какая же она обуза для семьи, которая ее приютила в трудный момент и которой она неосознанно причиняла боль.

На глаза Амаль навернулись слезы. Она поспешно опустила поднос на пол у двери и бросилась наутек. Никто не должен видеть ее слез.

– Амаль?

При звуке голоса Мэнни, произнесшего ее имя, она застыла подобно каменному изваянию.

– Амаль, – снова позвал он, и девушка обернулась, не пряча залитое слезами лицо. Его суровый вид служил плохим утешением. Стало быть, он не хочет иметь с ней дела. Он остался глух к ее проблеме, как и большинство остальных людей. Скоро и у мамы Халимы опустятся руки.

– Мне нужно идти, – обронила Амаль едва слышно из‑за душивших ее рыданий.

И на этот раз Мансур ее не остановил.

 

Глава 2

 

Мать Мансура стремительно вышла из комнаты, сердито шурша черными шелковыми юбками. Она отказалась продолжить разговор, пока он не извинится перед ее драгоценной Амаль.

Одна ее фраза крутилась у него в голове навязчивым лейтмотивом:

– Неужели тебе наплевать на Амаль?

Мэнни передернуло, когда его мать задала ему этот вопрос. Помимо обвинительного тона, в ее голосе явно слышалось горькое разочарование. Только один раз в жизни она так же смотрела на него – после того, как он не приехал на похороны отца, почти год назад.

Мэнни не слишком тепло относился к своему отцу, поэтому не испытывал угрызений совести, что не приехал проводить родителя в последний путь. Но сейчас ему было стыдно, что он снова подводит мать, и на этот раз из‑за Амаль.

Он так и не ответил на ее вопрос, и мать покинула гостиную, поставив ему ультиматум: либо он извинится перед Амаль, либо покинет родительский дом в Харгейсе и забудет о существовании матери.

Она готова была ради Амаль навсегда разорвать отношения с единственным сыном.

Мансур в бессильной ярости скрипнул зубами и сжал кулаки. Его первым порывом было схватить чемодан и исчезнуть. Но он сумел взять себя в руки. Такие решения нужно принимать не на эмоциях, а на холодную голову.

Он виноват в том, что неосторожным словом оттолкнул Амаль, а лучше бы им остаться в нормальных отношениях. Мансур не хотел, чтобы Амаль его ненавидела. На самом деле девушка была ему небезразлична.

В противном случае он не отправился бы к ней сейчас, чтобы извиниться, выполняя не только волю матери, но и по собственному желанию.

Довольный тем, что коридор пуст и ему удалось дойти до комнаты Амаль незамеченным, он заставил себя постучать в дверь, а не вламываться к ней без приглашения на правах мужчины. Однако ответа не последовало. Подождав несколько мгновений, он осторожно приоткрыл дверь.

Но осторожность была излишней. В комнате никого не оказалось.

Тем не менее Мансур вошел и осмотрелся, словно ожидая, что Амаль вылезет из‑под кровати или выскочит из платяного шкафа.