Выбор

– Иду на рекорд! Привет! – улыбаюсь я.

– Вика с Еленой Васильевной уже ушли. Идем скорее, – поторапливает меня Алексей.

Мы заходим в большой конференц‑зал. Народу уже собралось полно. По понедельникам в 10 утра у нас общее собрание всех отделений Центра. За кафедрой стоит главврач, высокий крупный мужчина. Мы с Лешкой переглядываемся, не в силах сдержать улыбки. Наш главный где‑то под два метра ростом, но халат он, почему‑то, надевает на несколько размеров меньше. Это смотрится настолько комично и нелепо, что каждый понедельник вызывает у нас с Лешей приступ несдержанного хохота. И почему ему никто не скажет об этом?

Мы пробираемся сквозь ряды в поисках свободных мест. Вся середина и последние ряды заняты. Правильно, никто не хочет попасть под раздачу главврачу. Нам ничего не остается делать, как сесть на второй ряд. Эх, а вот если бы я не опоздала, то сидела бы сейчас на галерке и спокойно искала в интернете идеи для поделки к празднику 9 Мая в детском саду.

Пока Александр Владимирович активно вещает о новейших высокотехнологичных методах реабилитации, о новых поступивших пациентах, согласовывает с зав отделениями схемы лечения и комплексной реабилитации, я в этот момент с волнением думаю, что сегодня у меня по расписанию работа с «особенным пациентом».

Принято считать, что психолог – это не врач. Мы не ставим диагнозы, не выписываем лекарства и потому люди, обращающиеся к нам, – не пациенты. Но тогда кто? Клиенты, посетители? Лично я всех своих подопечных называю «пациентами». Ведь мы тоже лечим! Лечим душу, лечим сердце, помогаем справиться с болью. Не медикаментозно, а словами, разговорами, добрыми поступками и человеческим отношением.

 

7. Саша

 

– Александра Вячеславовна, – обращается ко мне завотделением Георгий Артурович, – Андрей Павлович сообщил об успехах Филатова. Весьма похвально! Я доволен своим решением – передать Филатова вам, – стараясь быть незаметным для всех, подмигивает мне наш зав.

После общей планерки Георгий Артурович собирает наше отделение медико‑ социальной реабилитации у себя в приемной: психотерапевтов и нас, четверых психологов. На таких совещаниях мы совместно обсуждаем и обговариваем принципы и схемы лечения каждого пациента в индивидуальном порядке.

Верник Андрей Павлович, опытный врач‑психотерапевт, сидит на стуле, закинув ногу на ногу, убедительно кивает нашему заву в знак подтверждения сказанных Манукяном слов.

Я довольно улыбаюсь и скромно опускаю глаза в стол, а сама мысленно танцую победную чачу!

Четыре года я работаю в этом Центре, два из которых я набиралась опыта, как говорил Георгий Артурович, сидя на приемах в платном консультативном центре при нашем НПЦ (научно‑практический центр) обычным психологом. Я наблюдала за коллегами – опытными психологами, психотерапевтами во время их работы с пациентами. Спустя два года меня перевели в отделение медико‑социальной реабилитации под началом Манукяна в должности клинического психолога. Помню, как тогда прыгала от счастья! Мой максимализм и уверенность зашкаливали, я считала, что достаточна умна и теоретически подкована, чтобы сидеть на приеме и слушать душевные изливания депрессивных подростков и их неуравновешенных родителей, толстосумов, с их страхами о потери доходов, молодых мамочек, стрессирующих после рождения ребенка или разведенок, поливающих грязью бывших мужей.

Я рвалась в бой. Хотела по‑настоящему помогать, я чувствовала, что мое место там, где идет ожесточенная борьба жизни и смерти, где преодолеваются тяжелейшие преграды на пути к восстановлению, излечению, а, возможно, и принятию неизбежного.

У 70 % людей, попадающих на реабилитацию, механизмы преодоления проблем не работают. Прежде всего потому, что никто из них не ожидает таких проблем, не готовит себя к ним. Любому пациенту, а тем более находящемуся в инвалидном кресле или прикованному к постели, очень важно укрепить в себе уверенность, что он может справиться с возникшими трудностями, сможет найти силы принять сложившуюся ситуацию и начать жить дальше. Вот тогда начинается наша работа – реабилитационного психолога, человека, готового слышать и слушать.

Моих первых «пациентов» Георгий Артурович «отбирал» сам. Курировал, подсказывал, советовал, всегда присутствовал во время моей работы. В свободное плавание отпускать меня не решался, тем самым давал возможность набраться опыта и квалификации.

За неполные два года работы у меня были разные случаи: и страх падения у мужчины после производственной травмы на нефтяной платформе, и панические атаки после аварий, работа с постинсультными пациентами, расстройства сна и когнитивные нарушения у пациентов с черепно‑мозговыми травмами. И, в принципе, все эти случаи были обратимые, то есть подлежали корректировке и стабилизации эмоционального состояния.

Четыре месяца назад мы проводили на пенсию еще одного члена нашего коллектива – Анну Ивановну. И, естественно, Георгию Артуровичу пришлось в ускоренном режиме распределять ее пациентов среди нас. Благо у нее их было не много, все‑таки человек возрастной, уже тяжело было справляться с большой нагрузкой. И вот тогда наш зав впервые, не боясь, доверил мне одного из пациентов Анны Ивановны. Совершенно особенный случай, интересный (для меня, как клинического психолога), требующий предельного внимания.

– Александра Вячеславовна, задержитесь, пожалуйста, – просит Манукян по окончанию совещания.

Коллеги, шумно переговариваясь, покидают приемную, и мы остаемся одни.

– Саш, ну теперь рассказывай! – не церемонясь, начинает зав.

Наедине Георгий Артурович обращается ко мне на «ты». Это фривольное обращение не оскорбляет меня, даже наоборот, создает между нами некую родственную связь. Я ведь помню, когда была его студенткой, как он по‑отечески меня поддерживал, сопереживал, помогал. От его «Саш» всегда на душе как‑то тепло становится! Я знаю, Георгий Артурович благосклонен ко мне, он не раз говорил, что хочет сделать из меня высококвалифицированного специалиста, что видит во мне потенциал и какое‑то особенное, присущее мне качество.

– Филатов – большой молодец, – улыбаясь, говорю я. – Он…он старается.

Мой новый «особенный пациент»… Целых два года Анна Ивановна работала с Филатовым. Диагноз – сенсорная афазия*, нижняя параплегия ** в следствие черепно‑мозговой травмы.

– Удивительно, за два месяца такие результаты! Анна Ивановна за 2 года не смогла добиться того, что мы имеем сейчас.

Это правда. Когда Анна Ивановна передавала мне Филатова, у нас был долгий разговор. Она рассказала, что пациент сложный, всякий контакт и попытки восстановления когнитивных функций пресекал, отказывался от работы с логопедом‑дефектологом, игнорировал занятия. Но при этом лечащий врач‑невролог сообщает о положительной тенденции изменения в состоянии больного.

– Ну‑уу… у него не было мотивации, – пожимаю плечами.

– А сейчас, стало быть, есть?! – приподнимает свои широкие темные брови Георгий Артурович.

– Он раскрывается! Начал прилагать усилия, поверил в себя и свои силы! Мы нашли общий язык! – воодушевлённо рассказываю я.