Выбор
Мужлан? Кто вообще сейчас так говорит?
9. Саша
– Мужлан неотесанный, – как‑то само по себе вырывается из меня.
Плевать, что могла услышать хозяйка. Мне плевать сейчас на все. Я хочу уйти.
Господи, это же надо?!
Пытаюсь отыскать свою кожаную куртку. Ха‑ха, кожаную, ага! Из кожи овцы такой же, какой я сейчас и являюсь по сути. Внутри бушуют ярость и обида, поэтому судорожно перебираю куртки на вешалке.
– Александра Вячеславна, простите ради Бога. Господи! Да что же это такое… – причитает женщина. Вот именно, что это, мать его, такое?! – Максим, он… он… – подбирает слова.
– Он хам, – помогаю закончить мысль Полине Андреевне. Кажется, так зовут эту милую женщину.
– Он бывает груб, да. Господи, мне так стыдно, – сокрушается бедная женщина и устало качает головой.
Мне ее жаль. Искренне жаль. Не знаю, кем ей приходится этот недоумок, но она явно не в восторге от него и его поведения.
– Прошу вас, останьтесь. Данила вас так ждал, – умоляюще смотрит на меня Полина Андреевна.
Нахожу свою куртку и стою в одном надетом кроссовке. Мне неприятна вся эта ситуация, но я немного остыла и готова рассуждать трезво. Почему, собственно, из‑за какого‑то козла я должна менять свои планы? Мне с ним не работать и, надеюсь, пересекаться мы больше не будем. Может, он вообще гость или сосед, который просто зашел на чай.
– Я не отказываюсь от работы с Данилой. Давайте вы будете привозить его в Центр?
– Даня сам попросил, чтобы вы приезжали к нам домой, – печально произносит Полина Андреевна. – Это для нас многое значит. Он практически четыре года никого не подпускал к себе, даже друзья не могли к нему попасть. Закрывался. А вас вот… – она замолкает, и мне отчетливо видно, как по ее лицу катится горькая слеза отчаяния.
Жалость карябает мою душу. Не могу я отказывать людям. Не могу и всё.
– Хорошо, – вздыхаю и сдаюсь. – Проводите меня к Даниле, пожалуйста.
Вешаю свою «кожаную» курточку обратно, снимаю один кроссовок и иду за Полиной Андреевной. Мы проходим через гостиную, и я краем глаза смотрю в сторону дивана, но наглеца там не вижу.
Хорошо.
Его нет.
Облегченно выдыхаю.
***
– Сынок, к тебе пришли! – осторожно приоткрывая дверь, говорит мама Дани.
Ее тон смягчился, в нем появилось тепло и умиление. На лице – легкая печальная улыбка. Она горюет. И уже давно. Это заметно.
Когда она разговаривала с тем самым Максимом, кем бы он ей не приходился, от нее исходила покорность, смирение… даже страх.
Только чего она боится?
– Здравствуй, Данила, – прохожу в комнату, бесшумно ступая по полу.
А шумно и не получилось бы: весь пол застлан ковровым покрытием с мягким высоким ворсом. Это приятно.
Данила Филатов сидит в инвалидном кресле у большого панорамного окна. В комнате очень светло, легкие шифоновые шторы полностью пропускают дневной свет. Мне очень хорошо видно парня в кресле: сегодня его отросшие светлые волосы идеально уложены назад, белая футболка и серые домашние брюки подчеркивают худощавую, но спортивную фигуру. Наверное, этот парень раньше не вылезал из спортзала.
Раньше. До страшной аварии.
Данила тщательно выбрит и, в целом, выглядит свежим и бодрым. Его глаза улыбаются, я знаю. За четыре месяца работы с ним я научилась распознавать эмоции парня по глазам и жестам. Сейчас его глаза улыбаются. Мне. И я улыбаюсь ему в ответ.
Слышу, как закрывается дверь.
Даня кивает и легким взмахом руки показывает проходить. У него паралич нижних конечностей, но руки здоровы.
Я подхожу к большому письменному столу, стоящему тут же у окна, раскладываю вещи, которые нам понадобятся для занятия.
– Данила, Георгий Артурович сказал, что ты согласился позаниматься с логопедом, – смотрю на парня.
Говорю спокойно, выделяя интонационно каждое слово.
Кивает.
– Меня это очень радует, Даня, – улыбаюсь. Мне важно вызвать в нем положительные эмоции, показать, что его успехи – мои успехи.
Улыбается.
В начале наших первых занятий речь Данилы была похожа на бессмысленный и бессвязный поток звуков. Понятно, что молодой парень комплексовал и раздражался. Кому хочется выглядеть в глазах собеседника слабоумным? Поэтому он выбрал одну единственную, по его мнению, правильную тактику – молчать. Мне пришлось научиться понимать его молчание.
Спустя 4 месяца наших занятий мы научились справляться со стеснением и дискомфортом, понемногу выстраивая отдельные слова в короткие легкие фразы. Сейчас же, когда Данила согласился на занятия с дефектологом, при усердной и планомерной работе потерянные функции можно восстановить, пусть и не в полной мере. Поэтому моя задача как специалиста – стабилизировать его эмоциональное состояние и сформировать устойчивую мотивацию к лечению.
Каждое наше занятие начинается с артикуляционной и дыхательной гимнастики. Но так было не всегда. В самом начале реабилитации Филатов отказывался от всего, иногда импульсивно проявлял незаинтересованность, но чаще всего равнодушно отворачивался от меня к окну и уходил глубоко в свои мысли. Мне даже казалось, что Анна Ивановна была абсолютно права, когда говорила о бесполезности занятий с ним. Были дни, когда мне хотелось вскочить, схватить его за руки и трясти до тех пор, пока не вытрясла бы из него всю ту дурь, которая засела в его голове. Но я держалась. Я не должна поддаваться эмоциям, иначе какой из меня специалист?
На все мои вопросы он молчал, рассказы – молчал…
Молчал…молчал… Но слушал.
И тогда я начала читать. Просто читать вслух…
***
– Расскажешь, как прошел твой день? Чем занимался, о чем думал…
Кивает.
Я пошла на хитрость.
