Выползина
Такой уж был Ипатьев присочинитель, астрофизик по образованию и программист с торговым уклоном по жизни. Он неловко поставил два стакана в гремящих подстаканниках, расплескал кипяток на белую скатерку.
– Окэ! – восхитилась брюнетка и продолжала задираться. – Врублёв, значится, с понтом! Похоже, на поколение духовенства совковый внучок поставил большой ментовский крест.
– Кого имеете в виду, сударыня, Рублёва или Врубеля?
– Пофиг! – отрезала брюнетка. – Кого имею, того и введу.
Фёдор прогудел мелодию из телевизионной рекламы «Нескафе», вспомнил, что у него с собой была походная баночка кофе.
– Встречали её у фанерной дачки пять радостных дебилов, один краше другого. И все неистово желали халявного кофе, – пошутил он. Впрочем, неловкую шутку о расхожем рекламном телеролике не оценили.
– Кофе или чай?! – спросил Фёдор, выложил на столик пакетики чая и выставил баночку кофе.
– Пофиг! – с благодарностью отозвалась попутчица, решительно сыпанула из баночки через край в свой стакан кофе, громко зазвенела ложечкой, перемешивая напиток. – Чё ж в ментовку занесло такого образованного, культурного интеля? – вновь принялась задираться брюнетка. Она с шумом втянула через трубочку пухлых губ несладкий кофе, отставила стакан в гремящем подстаканнике, заползла под одеяло и сладко, с хрустом в косточках потянулась. Взгляд её тёмных глаз казался, при ближайшем рассмотрении, игрив, задирист и настраивал на долгую, интересную беседу.
– Почему в менты подался? – настаивала брюнетка.
– В армии отслужил. Сверхсрочник. Поэтому и переход армейского старшины в «ментовское», как вы изволите выражаться, ведомство, – продолжал сочинять Фёдор, нагло приписывая самому себе биографию своего одноклассника, добрейшего капитана Поршева.
– Инерция советского дебилизма! Понятно. Признаюсь по секрету, я – последняя шлюха Совейского Союза! – весело заявила брюнетка. – Под Новый год сваливала за Океан, думала, – навсегда. Бродила по «дьюти‑фри» перед посадкой в самолёт, тут по радио объявили, что СэСэСэРа не стало[1]. Развалился могучий наш Совок! Так что, выходит, проходила я границу и погранзону уже последней – распоследней… Понимаю, глупо, но забавно! Горжусь!
Фёдор благоразумно удержался от саркастических замечаний по этому поводу, расслабленно уставился в чёрное, зеркальное оконце поезда, где в чернильном пространстве проносились белыми кометами огни.
Брюнетка долго бубнила о своих приключениях, как улетела сначала в Аргентину со своим любовником – бандитом по имени Эдуард, по прозвищу Штырь. Как Штырь обокрал её и бросил в Буэнос‑Айресе без денег. Как приютили её пожилые эмигранты из России, той, первой белогвардейской волны. Как год она собирала средства для возвращения на Родину, работая официанткой и танцовщицей в ночном стрип‑баре. Как застряла в Польше и сожительствовала со старичком – ювелиром…
На этом брюнетка замедлила свой бодрый сказ, прикрыла глаза и безмятежно уснула, даже не накрывшись одеялом.
Кошмар
Когда попутчица вскрикнула во сне и проснулась, Фёдор ещё и кофе не допил. Брюнетка уставилась на него стеклянными, сонными глазами, спросила хрипло:
– Давно едем?
– Часа два.
– Окэ. Как зовут?
– Фёдор.
– Вероника.
– Неплохо, Вера и Победа – в одном лице.
– Окэ. Федя, значит! Оч приятно. Приёем тут «победа»?
– Ника – богиня Победы!
– А‑а, лёгкой победы хочете, гражданин начальник!
– Отдыхай, хватит приключений! – попросил Фёдор. – Отворачивайся к стеночке и давай спать.
– Не собираюсь с тобой спать! – пробурчала брюнетка.
– Никто и не просит. Засыпай!
– Не‑е‑ет, ты не мент! – сладко зевнула Вероника. – Точно! Немент. Слишком культурный, терпеливый, образованный. Ты – терпила, по понятиям зоны.
– А ты, значит, в свои… надцать лет уже по зонам потаскалась?
– Нет, – весело откликнулась брюнетка. – Но знакомых за колючкой полно!
– На счёт терпилы – не знаю. Я – кандидат наук, судмедэксперт.
– Годится, – промурлыкала Вероника и вновь сладко, с хрустом в косточках потянулась. – Начинай ухаживать. Я на всё согласная.
Фёдор передёрнулся от ненужного волнения, сплюнул от возмущения, чисто символически сплюнул через левое плечо, и вышел из купе, успокоиться.
Колёса поезда мерно отстукивали глубокую ночь.
Фёдор готов был вздремнуть в коридоре на откидном стуле. В эту ночь ему стало совсем тяжко, как мужчине. Никогда он не был так близок к аморальному падению, как сейчас, рядом с этой великолепной и доступной шлюхой.
– Держись, – уговаривал сам себя Фёдор и сделал шаг в сторону туалета. Но оглянулся на громкий перестук дверец титана для нагрева воды.
При очередной вспышке станционных огней за окнами вагона, в дальнем конце коридора Фёдор успел разглядеть двух мужчин, двух тёмных личностей. Они поспешили исчезнуть в противоположном тамбуре. Этих двух типов в тёмных одеждах Фёдор заметил мельком и не придал тому значения. Громко хлопала от покачивания вагона дверца титана, в котором проводница кипятила воду. Вагон мирно и мерно покачивался. Угомонились пассажиры.
Не зря, однако, несчастный толстяк, которому, похоже, всю ночь не позволит заснуть тётя из торгсина, предлагал Фёдору спичечный коробок. Бродили по вагонам всякие, тёмные уроды, бродили, не смотря на поездные бригады милиции.
На чистом, как длинное, туалетное полотенце, половике вагона отпечатались грязные рифлёные подошвы ботинок. Фёдор забыл о своих естественных надобностях. В нём проснулся литературный герой Фенимора Купера – Следопыт.
[1] 26 декабря 1991 года была принята декларация о прекращении существования СССР.
