Загадочное происшествие в Стайлзе

Ясным, глубоким голосом она произнесла несколько слов сердечного приветствия и я опустился в ротанговое кресло, пребывая на седьмом небе от счастья, что принял приглашение Джона. А потом миссис Кавендиш угощала меня чаем и беседовала со мной все с той же спокойной гармонией в манерах и тоне, и я уже твердо знал, что нахожусь в обществе самой обворожительной женщины на свете. Поскольку внимательный слушатель всегда раскрепощает рассказчика, за столом я не ударил в грязь лицом, в юмористической манере обрисовал кое‑какие случаи из жизни нашего санатория и, льщу себя надеждой, здорово позабавил хозяйку. Джон, конечно, отличный парень, но его едва ли можно назвать блестящим собеседником.

Из окна веранды, рядом с которой мы сидели, донесся с детства памятный мне голос:

– После чая не забудь написать княгине, Альфред. А второй день праздника пусть откроет леди Тэдминстер, я лично отправлю приглашение. Или стоит дождаться ответа от княгини? Тогда, в случае ее отказа, леди Тэдминстер могла бы открыть первый день базара, а миссис Кро́сби – второй. Ах да, еще надо договориться с герцогиней насчет школьного утренника…

Мужской голос что‑то неразборчиво ответил и снова заговорила миссис Инглторп:

– Да‑да, разумеется, с письмами успеем разобраться и после чая. Ты так заботлив, Альфред, душка!

Окна веранды доходили до пола. Створки одного из них распахнулись и нашим глазам предстала убеленная сединами старая леди с красивым, но несколько надменным лицом. За ней следовал мужчина, всем своим видом воплощавший крайнюю почтительность.

Миссис Инглторп приветствовала меня с неподдельной радостью.

– Как же замечательно, мистер Гастингс, увидеть вас снова спустя столько лет! Альфред, душка, это мистер Гастингс. Мистер Гастингс, это мой муж.

Каюсь, я уставился на «душку Альфреда» с бесцеремонным любопытством. Он определенно казался здесь фигурой инородной и чуждой. И я вполне понимал и разделял предубеждение Джона насчет его бороды – самой черной и самой длинной из всех, что мне доводилось встречать. Помимо бороды, лицо Инглторпа – бесстрастное до такой степени, что это выглядело неестественно – украшало пенсне в золотой оправе. Мне вдруг пришло в голову, что этому персонажу место на сцене, но никак не в реальной жизни. Вложив вялую руку в мою ладонь, он сказал довольно низким, но каким‑то елейным голосом:

– Счастлив познакомиться, мистер Гастингс.

Затем повернулся к жене.

– Дражайшая Эмили, сдается мне, эта ду́мочка немного сыровата.

Он заменил подушку на другую и на сию демонстрацию супружеской заботы миссис Инглторп ответила нежнейшей улыбкой. И до чего же нелепо выглядело такое восторженное выражение на лице здравомыслящей во всей прочих отношениях женщины.

С появлением мистера Инглторпа манеры обитателей Стайлза стали принужденными и скованными. Над чайным столом витала атмосфера завуалированной враждебности. А мисс Говард и вовсе не скрывала своих чувств. Миссис Инглторп, однако, ничего не замечала – или не желала замечать. С годами она нисколько не утратила своей словоохотливости и щедро изливала на сотрапезников поток замечаний и восклицаний. В основном они касались ее очередного филантропического проекта – а именно, благотворительного базара, который должен был состояться на днях. Порой старая леди обращалась к супругу, чтобы уточнить какую‑нибудь дату или пункт программы, и тот отвечал с неизменной предупредительностью. Казалось, он постоянно пребывает настороже. С самого начала я проникся к нему стойкой неприязнью – а мое первое впечатление о человеке, скажу без ложной скромности, редко бывает ошибочным.

Вскоре, однако, миссис Инглторп отвлеклась, давая Эвелин Говард указания по поводу каких‑то писем, и ее супруг обратился ко мне все в той же учтивой и предупредительной манере:

– Насколько я понял, мистер Гастингс, солдатское ремесло – не ваша основная профессия?

– Нет, до войны я служил в «Ллойде» [«Ллойд» – крупнейший рынок страхования, расположен в Лондонском Сити; английская корпорация частных страховщиков, каждый из которых принимает страхование на свой риск. Первоначально занималась преимущественно морскими перевозками. Первое упоминание о «Ллойде» относится к 1688 г., предположительная дата основания – 1734 г.].

– И после победы вы намерены вернуться туда?

– Может, вернусь, а может и нет. Хорошо бы начать все с чистого листа.

Мэри Кавендиш заинтересованно повернулась ко мне.

– А если бы вы получили возможность дать волю своим склонностям, какую карьеру вы бы избрали?

– Ну… так сразу и не скажешь…

– Что, неужели у вас нет склонности ни к чему? Ведь у каждого есть какое‑нибудь тайное увлечение, пусть даже самое нелепое!

– Боюсь, как бы вы не подняли меня на смех.

Она улыбнулась.

– Расскажите, и мы это проверим.

– Что ж, в глубине души я всегда лелеял мечту стать детективом!

– То есть, настоящим, как бравые парни из Скотленд‑Ярда? Или как Шерлок Холмс?

– Да здравствует старина Холмс! Но, если серьезно, эта профессия меня и впрямь ужасно привлекает. В свою бытность в Бельгии я встретил одного тамошнего сыщика, очень известного. Его рассказы и зажгли во мне страсть к расследованиям запутанных дел. Замечательный малый! Он часто повторял, что успешная детективная работа – это всего лишь вопрос метода. Моя система основана на его теории, хотя, конечно, я всячески ее развил и усовершенствовал. Забавный он человечек, такой, знаете, франтоватый и напыщенный, но при этом большая умница.

– Люблю хорошие детективы, – вступила в беседу мисс Говард. – Но сколько же в них чепухи! Виновный обнаруживается в самой последней главе. Собравшиеся поражены до глубины души. Немая сцена. Да случись подобное в реальной жизни, все давно бы сообразили, кто преступник.

– Множество преступлений так и остаются нераскрытыми, – возразил я.

– Я не полицейских имею в виду, а людей, которые напрямую в этом замешаны. Членов семьи. Их‑то не обманешь. Они с самого начала все знают.

Меня позабавила ее уверенность.

– Хотите сказать, если бы вы оказались причастны к преступлению, скажем, к убийству, то сразу смогли бы вычислить виновника?

– Вне всяких сомнений. Конечно, было бы трудно доказать это кучке юристов. Но я бы нутром почувствовала убийцу, окажись он рядом со мной.

– Почему обязательно «он»? А вдруг это будет «она»? – подзадорил я мисс Говард.

– Подобное не исключено. Но убийство обычно ассоциируется с насилием, а стало быть – с мужчинами.

– Если только речь идет не об отравлении. – Я вздрогнул, услышав что эти слова произносит чарующий голос миссис Кавендиш. – Только вчера доктор Бауэрштейн говорил мне, что из‑за невежества медиков, большинство которых не способны распознать мало‑мальски необычный яд, отравителям сошло с рук не одно убийство.