Загадочное происшествие в Стайлзе

Семнадцатого июля миссис Инглторп, немного переутомившись накануне, завтракала в постели, но уже половине первого сошла вниз в самом бодром расположении духа и утащила нас с Лоуренсом на званый обед.

– Весьма любезно со стороны миссис Роллстон пригласить нас. Это, знаете ли, сестра леди Тэдминстер. Роллстоны – одно из старейших английских семейств, они высадились вместе с Вильгельмом Завоевателем [Речь идет о норманнском вторжении в Англию в 1066. Возглавивший его герцог Вильгельм Нормандский (1028–1087), носил прозвище «Завоеватель» и стал английским королем Вильгельмом I].

Мэри в гости не поехала, сославшись на более раннюю договоренность с доктором Бауэрштейном.

Отобедали мы на славу, а когда отправились в обратный путь, Лоуренс предложил сделать крюк в Тэдминстер, до которого было меньше мили, и навестить Синтию в ее аптеке. Миссис Инглторп заявила, что это отличная идея, но поскольку ей предстоит написать несколько писем, она подбросит нас до госпиталя и уедет, а мы сможем вернуться вместе с Синтией на двуколке.

Бдительный привратник отказывался нас впустить, пока Синтия лично не поручилась за нас. В длинном белом халате вид у нее был еще более свежий и очаровательный, чем всегда. Она проводила нас в свое святилище и познакомила с коллегой‑фармацевтом. Эту особу, внушившую нам благоговейный трепет, Синтия непочтительно величала «Крутышкой».

– До чего же много здесь всяких склянок! – воскликнул я, переступив порог комнаты. – Неужели вы точно знаете, что в какой находится?

– Каждый раз одно и то же! – простонала Синтия. – Мы уже подумываем учредить специальный приз для первого посетителя, который придумает что‑нибудь новенькое. Я даже знаю вашу следующую реплику: «И сколько человек вы уже отравили?»

Посмеявшись, я признался, что собирался сказать именно это.

– Народ, если бы вы знали, как чертовски легко совершить роковую ошибку и случайно отравить пациента, вы бы не шутили на эту тему. Давайте‑ка лучше выпьем чаю. Вон в том шкафу у нас припрятаны всякие лакомства. Нет, Лоуренс, не в этом – здесь мы как раз держим яды. Я имела в виду тот, здоровенный.

Мы премило поболтали за чаем, а потом помогли Синтии вымыть посуду. Едва успели убрать последнюю ложку, как в дверь постучали. Улыбки мигом исчезли с лиц хозяек, сменившись суровым и неприступным выражением.

– Войдите, – произнесла Синтия сухим официальным тоном.

Вошла молоденькая, явно запуганная до последней степени санитарка и протянула Крутышке какую‑то бутылочку. Та жестом переадресовала ее Синтии, отпустив при этом довольно загадочное замечание: «На самом деле сегодня меня здесь нет».

Синтия осмотрела склянку с видом непреклонного судьи.

– Это следовало принести еще утром.

– Сестра передает свои глубочайшие извинения. Она забыла.

– Сестре следует ознакомиться с правилами, вывешенными на дверях.

По лицу бедной санитарочки было ясно, что она ни за какие коврижки не станет передавать подобный ответ своей грозной начальнице.

– Стало быть, лекарство будет готово только завтра, – заключила Синтия.

– Очень вас прошу! Нельзя ли все‑таки этим вечером?

– Что ж, – милостиво снизошла Синтия, – сейчас мы, конечно, очень заняты, но если удастся выкроить минутку, я этим займусь.

Как только за маленькой санитаркой закрылась дверь, Синтия живенько достала с полки какую‑то банку и одним махом наполнив склянку до краев, поставила ее на выдвижной столик окошка выдачи препаратов.

Я расхохотался.

– Не даете им спуску?

– Вот именно. А теперь прошу на балкон, оттуда наш госпиталь как на ладони.

Я последовал за Синтией и ее подругой и добросовестно обозрел все корпуса. Лоуренс замешкался в провизорской на пару минут, но Синтия окликнула его с балкона, и вскоре он к нам присоединился. Наконец девушка взглянула на часы.

– На сегодня все, Крутышка?

– Да, как будто бы.

– Чудненько. Тогда закрываем лавочку.

В тот день мне довелось увидеть Лоуренса совсем в ином свете. Сойтись с ним поближе было куда труднее, нежели с Джоном. Он был полной противоположностью своего брата практически во всем и отличался невероятной замкнутостью и застенчивостью. Тем не менее, было в его манерах своеобразное обаяние. Без сомнений, человек, которому он позволит по‑настоящему себя узнать, не сможет не проникнуться к нему глубокой привязанностью. Мне всегда казалось, что с Синтией он ведет себя довольно скованно, а она, со своей стороны, его как будто стесняется. Однако сегодня оба веселились и непринужденно болтали друг с другом, как парочка детишек.

Когда мы ехали через деревню, я вспомнил, что мне нужны марки, так что мы подкатили к почте.

Выходя из отделения, в дверях я столкнулся с каким‑то коротышкой. Посторонившись, я начал было извиняться, как вдруг с восторженным возгласом он сжал меня в объятиях и пылко расцеловал в обе щеки.

– Мон ами, Гастингс! – он чуть не плакал от счастья. – Неужели передо мной мой милый друг Гастингс?

– Пуаро! – воскликнул я и увлек его за собой к двуколке. – Вот удача, мисс Синтия! Это же мой давний приятель Пуаро, с которым мы не виделись много лет!

– А мы знакомы с мсье Пуаро, хоть я и понятия не имела, что он ваш старый друг, – весело отвечала Синтия.

– О, я действительно имел честь быть представленным мадемуазель Синтии, – чопорно заметил Пуаро. – Я здесь пользуюсь благодетельным гостеприимством доброй миссис Инглторп. – И в ответ на мой озадаченный взгляд пояснил: – Да, друг мой, она любезно приютила семерых бельгийцев, которые – увы, не по своей воле – покинули родную землю. Мы, несчастные изгнанники, всегда будем вспоминать нашу покровительницу добрым словом.

Пуаро был человек в высшей степени примечательный. В нем было едва ли больше пяти футовов и четырех дюймов, но держался он с исключительным достоинством. Голову, формой своей поразительно напоминавшую яйцо, он неизменно склонял чуть‑чуть набок. Напомаженные усы были закручены вверх на армейский манер. Он отличался невероятной аккуратностью в одежде: уверен, пылинка на сюртуке причинила бы ему больше страданий, нежели пулевое ранение.

А между тем этот чудаковатый щеголь – ныне, как я с болью в сердце подметил, припадавший на одну ногу – в свое время был одним из самых прославленных сотрудников бельгийской полиции. Его фантастическое детективное чутье помогло ему с блеском раскрыть несколько весьма громких и запутанных преступлений.

Пуаро показал мне домик на краю деревни, в котором обитали бельгийские беженцы, и взял с меня обещание навестить его как можно скорее. Со шляпой в руках он галантно поклонился Синтии, и мы укатили.

– Какой же он лапочка! – воскликнула Синтия. – Подумать только, оказывается, вы давно знакомы.

– Сами того не зная, вы общались со знаменитостью! – заявил я.

И до самого дома развлекал их рассказами о различных подвигах и триумфах Эркюля Пуаро, так что вернулись мы в превосходном настроении.