Запах скошенной травы
– Эйр! – вскрикнул Леон. – Что здесь делает моя собака, Мейстер?
– Что будешь делать ты, Леон, если зло поразит твоего близкого? Если долг обязует тебя взнести клинок над другом?
– Должен быть другой способ! Она ничего не делала! Она хорошая собака!
Леон хотел было подбежать к своей верной подруге с каштановой густой шёрсткой и добрым сердцем, но иные послушники, стоявшие в стороне, схватили его и повалили на колени.
– Леон! – вскрикнул Мейстер. – Ты сказал своё слово! Слово для мужчины значит всё! Либо ты, твой язык, твоя непрожитая жизнь, либо твоя собака!
Из рукава Мейстера выскочил длинный серебряный кинжал изящной древней работы и блеснул, словно отлив лунного света. Рассекая ветер, остриё упёрлось в горло сопротивляющегося юноши и вздёрнуло слой кожи, пустив из раны мелкий ручеёк крови. Затем лезвие подлетело в воздух, подкинутое рукой Мейстера и было схвачено им за кончик двумя пальцами, а рукоять зависла на уровне глаз Леона. Взглядом Мейстер задал вопрос Леону, и тот, пыхтя и едва ли не пускаясь в слёзы, ослаб и был отпущен теми, кто удерживал его.
– В твоей верной подруге притаилось зло, способное повергнуть десятки или сотни тысяч людей в пучину ужаса и бездну адских мучений! Что одна жизнь против тысяч иных? Справедливо ли это? Честно ли по отношению к невинным?
– Но она ведь тоже невинна!
– Да! Одна из множества, что погибнет, если её невинность перерастёт в вину. Всякую беду нужно вырывать с корнем, покуда это лишь зачаток, а не поле сорняков. Проницательность, Леон! Ты видишь зло, и твой клинок не знает препятствия ни в виде толстой шкуры, ни в виде морали, ни в виде любви! Бери клинок, если ты брат Мариябронна!
– Чёрт! Чёрт! Чтоб вас всех! Я убью вас!
Леон подскочил с места и растолкал в гневе послушников, что были рядом с ними, а того, кто бросился на него, Леон ловко схватил в захват и перебросил через бедро, впечатав в ледяной пол подземелья. Выхватив кинжал из рук Мейстера, он упёр его в горло своего учителя.
– Дайте мне хоть одну причину не предпочесть вашу смерть! Может, зло сидит в вас!
– Хм. Их нет, – совершенно не взволнованно выпалил мейстер. – Хочешь – убей – никто тебе не помешает, но всё это останется лишь на твоей совести.
– Что будет, если я откажусь?!
– Ты не узнаешь, как и в случае, если выполнишь испытание. Будущее наших поступков всегда покрыто туманом.
В нависшей тишине было слышно лишь как скребутся сжатые зубы Леона и как его крик молнией разбил покой мрачной немоты. Беззвучно лезвие распороло плоть, и побагровело серебро от бьющего потока крови из перерезанной артерии. Тихий скулёж постепенно смолк, и глаза верного зверя, ничего не понимающие, но всё ещё любящие, даже в смерти от рук хозяина, смотрели на единственное важное для них лицо с всепрощающим блеском, покуда тот не потух и светлая душа спутницы его не скрылась в безмолвном небытии. В склизкой и липкой свернувшей крови, растягивающейся густыми нитями между грязными пальцами, ладонь врывалась в густую тёплую шерсть. Врывалась и с горькой силой впилась в охладевающую шкуру. Солёные капли омывали его руки, и кисть Мейстера увесисто прижала ладонь Леона к Эйр.
– Молодец, мой мальчик. Молодец. Она могла бы гордиться тобой. Она сделала тебя сильным мужчиной. Эйр всё поняла, Леон и жертва её не будут забыты, ‑похлопывал по плечу его Мейстер.
– К чему мне гордость мёртвых? – голос его приобрёл холодную хрипотцу и спокойствие мертвеца. Глаза его, все красные, уставились на каменный лик его учителя.
– К тому, чтобы ты не терял веру в свою стойкость. К тому, чтобы не позорил их жертву. Легко держать долг, когда ничто к нему не обязует.
– Что бывает с теми, кто не справляется с испытанием?
– Разная судьба завещается им по мере их трусости. Кто‑то становится послушником храма, кто‑то попадает на службу в зелёные отряды, а чья‑то жизнь преподносится в пользу тех, чьи сердца храбры, а разумы чисты.
– Что имеется в виду под «преподносится в пользу»?
– Пока не стоит тебе этого знать. Испытание ещё не закончилось, Леон.
– Что вы имеете в…
Тонкая игла незаметно проткнула шею Леона, и едва он успел сделать вздох, как темнота окунула его в свои глубины.
Люций настиг их на пятый день пребывания в Аките. Они поселились в Akita Castle Hotel в нескольких минутах ходьбы от центра, пронеся с собой Мудзина в чемодане, на что барсук, конечно, отреагировал не очень приятно, но был успокоен Мизуки, давшей ему целую порцию оякодона[1] и погладившей его несколько раз по спине, назвав послушным мальчиком. Леон едва сдержался, чтобы не прыснуть, смотря на это, но всё же сдержал порыв смеха, хотя Мудзин всё же несколько секунд успел порычать в ответ на такое оскорбление. Люций заехал за ними вечером на своей Tesla Model S персикового цвета, выбив себе несколько недель отпуска, закончив работу раньше срока.
– Ну что, высокая кухня? – ожидая одобрения своей идеи, спросил их Люций.
– Упаси нас. Мы хотим есть, а не смотреть на произведения искусства.
– А вы не знали? Перед рестораном высокой кухни принято досыта есть дома, оставляя лишь одну десятую желудка пустой, потому что ровно на столько вам там и приготовят, – вечно бывший в хорошем настроении Люций шутил. – Ну да и ладно, поедем в «Гуюгэнтэй»: у них очень вкусное якинику. Думаю, рыбной японской кухни вы уже вкусили и так. Позвоню – забронирую столик. Пока автомобиль самостоятельно двигался по незаполненной магистрали города, ведомый автопилотом, Люций набрал номер ресторана и через пару мгновений беседовал с администратором:
– Good evening. Please tell me, can I make a reservation for… Four people? [Добрый вечер. Пожалуйста, скажите, могу я забронировать столик на… – быстро обернувшись, Люций мгновенно прокрутил в голове мысли, глядя на своих друзей. – Четыре персоны?] – сказал сначала он на английском.
– Хм, – задумался он, получив ответ, после чего ответил на безупречном японском. – Прошу прощения, а господин Томиичи сейчас в ресторане? Хорошо. Не сочтите за грубость, но могу ли я поговорить с ним?.. Да‑да, благодарю вас.
[1] Японский омлет с курицей и луком.
Конец ознакомительного фрагмента
